Вишенки (Владимирская область)

Село Вишенки Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Владимирская областьВладимирская область Муниципальный район Суздальский Сельское поселение Селецкое Координаты 56°27′00″ с. ш. 40°18′00″ в. д.56.45000076° с. ш. 40.29999924° в. д. / 56.45000076; 40.29999924    Население 18 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 33

Ви́шенки — село на северо-западной окраине Суздальского района Владимирской области России. Входит в Селецкое сельское поселение.

География

Расположено на территории природного района Владимирское ополье в слабо холмистой обезлесенной местности. Село разделяют две улицы — Новосёлка (индекс почты 601262) и Центральная (индекс почты 601262).

В сентябре 2014 г. была построена дорога с щебеночным покрытием, от въезда до развилки в начале села. Местными жителями предпринимаются попытки строительства дороги внутри села за счёт собственных средств. Много заброшенных домовладений. Само село красивое и уютное, расположено в живописном месте.

На территории села каскад озёр — не менее пяти.

Газа нет, водоснабжение — колодец. Электроснабжение имеется.

Этнография

На протяжении истории среди местных жителей был распрострен диалект относящийся к Владимирско-Поволжской группе говоров, частично сохранившийся в селе и в настоящее время. При строительстве усадебных комплексов традиционным считается постановка дома с фронтоном, обращенным на улицу.

История

XI—XIII века

Образование первых древнерусских поселений на территории нынешнего села Вишенки.

XVII век

В первой трети XVII век Вишенки находились в составе Опольского стана Суздальского уезда, принадлежали княгине Авдотье (Евдокии) Артемьевне Тюфякиной, вдове князя Григория Васильевича Тюфякина (ум. после 1625 г.), с дочерью Марьей. Имелось 13 крестьянский дворов, церковь Страстотерпца Христова Георгия.

XVIII век

В XVIII веке село принадлежало княжескому роду Голицыных. До 1757 г. им владел князь Михаил Михайлович Голицын и его жена княгиня Анна Александровна Голицына урождённая баронесса Строганова. В 1757 г. передано как приданое княжескому роду Прозоровских.

XIX век

Село принадлежало помещикам, в XIX веке было вотчиной князей Прозоровских. На территории села существовала однопрестольная церковь в честь Святого Великомученика Георгия, построенная в 1835 году на средства помещицы княгини Татьяны Михайловны Прозоровской, располагался пруд, имелось 93 дома, 263 души мужеского пола, 285 душ женского пола. С 1886 года в селе существовала земская народная школа.

XX век

Село Вишенки входит в Вишенский сельский округ Суздальского района, в нём проживает 20 человек, школы нет. Церковь села не сохранилась, была разрушена в 1937 г. На этом же месте была построена деревянная церковь, впоследствии также разрушенная. До разрушения в церкви хранили зерно колхоза «Вишенка», затем колхоза и совхоза «Суворовский». В 40-х годах военнопленные лагеря № 160 Суздальский, привлекались здесь для уборки урожая. Осенью 1996 года на месте порушенной Георгиевской церкви, жителями села был поставлен большой железный крест, как памятный знак.

XXI век

В начале 2000-х гг.(не раннее 2004 г.) на месте железного креста, на окраине сельского кладбища, семьей Шумовых была построена маленькая часовня. Зарегистрировано крестьянско-фермерское хозяйство «Ринке». Село полностью заброшено местной властью. Держится за счет небольшого числа постоянно проживающих, да дачников, приезжающих на лето.

Население

Численность населения
2010
18

Достопримечательности

Вывеска с названием села у дороги отсутствовала до июля 2014 года. Теперь она восстановлена, после многочисленных обращений. Даже связь с великим полководцем Суворовым не помогает селу — все о нём забыли и местные власти в первую очередь. Вялотекущий процесс восстановления церкви в селе Кистыш, рядом с которым стоят Вишенки, вселяет призрачную надежду на возрождение интереса к селу.

Памятники археологии

На территории села находится комплекс памятников археологии: ряд древнерусских селищ (XI—XIII).

Знаменитые земляки

В селе Вишенки в молодости жила Варвара Ивановна Прозоровская (1750—1806), жена полководца Александра Васильевича Суворова;

В Вишенках родились:

• Клавдия Васильевна Махова, педагог дошкольного образования, написавшая книгу «Просто счастье», где описывается история воспитания своих родных детей, мать Мариэтты Омаровны Чудаковой;
• Анатолий Иванович Антонов (род.30.10.1932 г.), журналист, написавший серию книг об участниках Великой Отечественной войны.

В литературе и периодических изданиях

1. В повести Владимира Солоухина «Владимирские просёлки» (1957) есть строки: «Говорила карта и о поэтичности народа, потому что черствый, сухой человек никогда не дал бы деревне такого названия, как Вишенки, Жары или, например, Венки.»

2. В книге Мариэтты Чудаковой «Людская молвь и конский топ» (из записных книжек 1950—1990-х годов): «…Двенадцать верст до села Кистыш. После часа-полутора пешего хода через поля подымается из-за горизонта купол: колокольня — это значит, что пройдено полпути.

Село Кистыш. Большая церковь, поповский дом. Посредине села — памятник погибшим из двух сел, Кистыша и Вишенок (в полуверсте), на доске выбиты фамилии. Почти каждая повторяется несколько раз. Различаются только инициалы: Агаревы — 2 Аристовы — 6 Быченковы — 2 Ганичевы — 2 Гориновы (трое) Демины (четверо) Демьяновы (двое) Ермолаев Евсеевы (двое) Жильцовы (четверо, среди них — мой дядя Рома, муж единственной маминой сестры тети Лены, оставшейся с пятью детьми) Зубаковы (двое) Задворновы (двое) Кошелёвы (двое) Илларионовы (двое) Муратовы — 6 Площадновы — 2 Садовников Самойлов Н. Я. (племянник моей няни) Сидорычевы — 8 Срывковы — 2 Талатёнковы — 2 Тарасовы — 9 Трусовы — 2 Туманов Тяглецовы — 5 Федоровы Фроловы Хахалов Чесноков Чувашов Шибановский Якимовы — 5

Вишенки.

Из всей деревни вернулись двое, ушли же бессчётно. За образами письмо: „…Благодарим Вас за Вашего мужа, за его бдительность и за его зоркое смотрение. Любите его так же, как мы любили“.»

Интересные факты

Во времена русско-японской войны в Героической обороне Порт-Артура участвовал уроженец с. Вишенки, Суздальского уезда, А. И. Тарасов.

Некоторые из жителей с. Вишенки попали под политические репрессии проводимые большевиками, впоследствии реабилитированы, согласно списку реабилитированных жертв политических репрессий города Суздаля и Суздальского района из Книги памяти жертв политических репрессий Владимирской области «Боль и память»:

Бобылев Андриан Петрович, род. 1877, с. Вишенки Суздальского района. Проживал там же. Председатель сельсовета. Арестован 06.02.1930. Осужден на 3 года ссылки.

Бобылев Павел Петрович, род. 1872, с. Вишенки Суздальского района. Проживал там же. Дьякон. Арестован 06.02.1930. Осужден на 5 лет ссылки.

До 20 января 1869 г. священником с. Вишенок Суздальского уезда был Иоанн Николаевич Кедровский. C 1869 г. — викарием в с. Вишенках Суздальского уезда был Василий Иванович Ключарев.

Сельские легенды

В Ежегоднике Владимирского Губернского Статистического Комитета, 1878 года, есть статья К. Тихонравова «Некоторые народные предания и поверья во Владимирской губернии». Вот какие предания там приводятся:

"В семи верстах от г. Суздаля есть, так называемое, Поганое Озеро; если ехать в Гавриловский посад — оно будет направо от дороги. Об этом озере есть в народе такое предание, что «на этом месте было село, а другие говорят, что даже монастырь; при нашествии татар на Суздаль, безбожные враги бросились грабить храм Господень, — но земля потряслась и все они погибли в бездне; село и храм также обрушились с ними, выступила вода, и на этом месте образовалось озеро, прозванное Поганым, потому что, будто бы, иногда, тела злодеев выплывали на поверхность и заражали воздух смрадом».

Над самым озером был большой курган, распаханный, имевший до 30 сажен в окружности. В нём, во время произведённых здесь в 1852 г. розысканий, открыто до 15 человеческих остовов, лежавших в разных направлениях, и при одном из них найден лопнувший стеклянный браслет с правой руки, а ниже попадались гвозди, небольшие ножи, пряжка, два оселка, ценинная пуговка с железным ушком и тельной крест. Курган этот называется «Панова могила».

В Суздальском же уезде, неподалёку от села Вишенки, есть урочище Свадебки. Это шесть старых сосен, оставшихся, может быть, от прежних лесов, покрывавших страну Суздальскую. Свадебки расположены на гладкой возвышенности и видны со всех сторон издалека — и от Суздаля, и от Юрьева, и Гавриловского посада. Между деревьями правильная круглая площадка; по преданию, на этом месте съехались некогда две боярские именитые свадьбы. Проезд был узкий, ни тот, ни другой поезд не хотел уступить друг другу; передрались, перерубились, и на их-то крови выросли, будто, эти деревья.

Во время садово-огородного сезона много артефактов выходит из земли: бутылочки от парфюма, металлические фрагменты, кованные гвозди, черепки и т. д.

Ссылки

• [gavposad-kraeved.ru/1819-god-uslovie-krestyan-sela-vishenok-s-kupcom-makarovym/]

Отрывок, характеризующий Вишенки (Владимирская область)

Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.