Голицын, Михаил Михайлович (1731)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Михайлович Голицын

М. М. Голицын (1731—1804).
Художник И. Барду, Государственная Третьяковская галерея.
Дата рождения

18 июля 1731(1731-07-18)

Дата смерти

21 января 1804(1804-01-21) (72 года)

Место смерти

Москва,
Российская империя

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Звание

генерал-поручик

Награды и премии

Князь Михаил Михайлович Голицын (18 июля 1731 — 21 января 1804) — русский горнозаводчик, генерал-поручик, камергер из младшей ветви рода Голицыных («Михайловичи»).





Биография

Родился 18 июля 1731 года в семье главы русского флота князя Михаила Михайловича Голицына и его второй супруги Татьяны Кирилловны, дочери К. А. Нарышкина.

После реформы дворянского самоуправления служил тарусским уездным предводителем дворянства (1781) и калужским губернским (1782) предводителем дворянства.

Благодаря браку с наследницей старшего из Строгановых стал крупным уральским горнозаводчиком. Основатель Архангелопашийского завода (1785), владелец железоделательных заводов в Пермской губернии, в т.ч. Нытвенского (1756) и Кусье-Александровского (1751, совместно со свояком, князем Б. Г. Шаховским)[1].

Умер 21 января 1804 года. Изысканное надгробие князя в Голицынской усыпальнице Донского монастыря изваял С. С. Пименов.

Семья

Голицын женился 15 сентября 1757 года на Анне Александровне Строгановой (1739—1816), старшей дочери барона Александра Григорьевича Строганова, одного из богатейших людей империи. В приданое она принесла усадьбу Кузьминки[2], в браке имели 10 детей:

  • Дмитрий Михайлович (25 августа 1758 — 25 декабря 1782) — капрал лейб-гвардии Конного полка;
  • Михаил Михайлович (старший) (16 августа 1759 — 21 октября 1815);
  • Екатерина Михайловна (15 января 1763—1823) — фрейлина;
  • Анастасия Михайловна (14 августа 1764 — 10 ноября 1854);
  • Михаил Михайлович (младший) (15 февраля 1766—1766);
  • Елизавета Михайловна (2 сентября 1768 — 16 августа 1833) — супруга генерал-поручика Александра Петровича Ермолова (1757—1835);
  • Татьяна Михайловна (30 сентября 1769 — 8 ноября 1840) — супруга супруга генерал-поручика князя Ивана Ивановича Прозоровского;
  • Александр Михайлович (8 сентября 1772 — 31 июля 1821) — собиратель живописи, гофмейстер великой княгини Екатерины Павловны; женат на княжне Наталье Фёдоровне Шаховской (1779—1807);
  • Сергей Михайлович (9 июля 1774 — 7 февраля 1859) — знаменитый «столп» московского общества; с 1799 года женат на Авдотье Ивановне Измайловой (1780—1850);
  • Елена Михайловна (1776 — 18 июня 1855).

Предки

Голицын, Михаил Михайлович (1731) — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Андрей Иванович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
Андрей Андреевич Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Андреевич Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Юрий Григорьевич Пильемов-Сабуров
 
 
 
 
 
 
 
Евфимия Юрьевна Пильемова-Сабурова
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Михайлович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Никита Кафтырёв
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Прасковья Никитична Кафтырёва
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Михаил Михайлович Голицын
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Фома Иванович Нарышкин
 
 
 
 
 
 
 
Алексей Фомич Нарышкин
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Кирилл Алексеевич Нарышкин
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Татьяна Кирилловна Нарышкина
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Ефим Фёдорович Мышецкий
 
 
 
 
 
 
 
Яков Ефимович Мышецкий
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Мария
 
 
 
 
 
 
 
Анастасия Яковлевна Мышецкая
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Феодора Ивановна
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
</center>

Награды

  • Награждён орденом Св. Георгия 4-й степени (№ 163 (142); 5 октября 1771).
За храбрость и мужество, оказанные во время штурма при завладении Перекопской линии 14 июня 771 года
  • Также награждён другими наградами, среди которых польские ордена Св. Станислава и Белого орла.

Напишите отзыв о статье "Голицын, Михаил Михайлович (1731)"

Примечания

  1. Горнозаводская промышленность Урала. С. 48; История Урала 1. С. 572, 574.
  2. [kuzminki-msk.ru/history.html История усадьбы Кузьминки]

Отрывок, характеризующий Голицын, Михаил Михайлович (1731)

«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.