Бунчиков, Владимир Александрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Владимир Бунчиков»)
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Бунчиков

фото из архива Галины Владимировны Бунчиковой
Основная информация
Имя при рождении

Бунчиков Владимир Абрамович

Дата рождения

8 (21) ноября 1902(1902-11-21)

Место рождения

Екатеринослав, Российская империя

Дата смерти

17 марта 1995(1995-03-17) (92 года)

Место смерти

Москва, Россия

Годы активности

19291967

Страна

СССР СССР

Профессии

певец

Певческий голос

лирический баритон

Жанры

эстрада

Лейблы

«Мелодия»

Награды

Владимир Александрович Бунчиков (1902—1995) — советский певец, лирический баритон. Заслуженный артист РСФСР (1944).



Биография

Владимир Бунчиков родился 8 (21) ноября 1902 года в Екатеринославе в еврейской семье торговца[1].

В ранней юности остался без родителей и семьи, которые эмигрировали в Аргентину[1]. Жил в Симферополе, был рабочим сцены в драматическом театре. В 22 года был призван в Красную Армию.

После службы поступил в Днепропетровский музыкальный техникум, где учился у О. Д. Тарловской. В 1929 году, окончив музыкальный техникум, стал солистом Рабочей оперы в Днепропетровске.

Продолжил певческое образование в Ленинградской художественной студии, занимаясь под руководством известного оперного баса Владимира Касторского.

С 1931 года — солист Московского музыкального театра им. Немировича-Данченко.

С 1934 года записывался на грампластинки с джазовым коллективом Владимира Канделаки, эстрадным оркестром Виктора Кнушевицкого, ансамблем песни Всесоюзного радио под управлением Бориса Александрова.

В 19421967 годах — солист Всесоюзного радио.

Репертуар Владимира Бунчикова составляли песни советских композиторов: «Летят перелётные птицы» и «Грустные ивы» Матвея Блантера, «Песня о фонарике» Дмитрия Шостаковича, «Лирический вальс», «Прощайте, скалистые горы» Евгения Жарковского, «Белокрылые чайки» Давида Прицкера, «Услышь меня, хорошая» Василия Соловьёва-Седого, «Вернулся я на Родину» Марка Фрадкина, «Марш энтузиастов» Исаака Дунаевского.

Многие песни артист исполнял вместе с лирическим тенором Владимиром Нечаевым, с которым познакомился в годы Великой Отечественной войны. В исполнении дуэта, проработавшего на эстраде четверть века, звучали такие популярные произведения, как «Москва майская», «Праздничная» братьев Покрасс, «Вечер на рейде», «Казачья прощальная» и «Давно мы дома не были» Василия Соловьёва-Седого, «Мы люди большого полёта» Бориса Мокроусова, «Дождик» и «Ты да я, да мы с тобой» Никиты Богословского, «Прощайте, скалистые горы» Евгения Жарковского и другие[2]. Голоса певцов очень удачно сочетались по тембру, сам дуэт был интересным и запоминающимся из-за разных манер исполнения. Взрывной, яркий и холерический Бунчиков дополнял более спокойного, лиричного, мягкого и проникновенного Нечаева. Певцов связывала большая личная дружба, которая оборвалась только со скоропостижной смертью Владимира Нечаева в 1969 году.

Выступая в творческом дуэте, певцы в то же время записали ряд песен соло (например, «Услышь меня, хорошая», «Размечтался солдат молодой» и т. д.), как бы конкурируя друг с другом, давая различные интерпретации одного и того же музыкального материала.

Голос Бунчикова — очень яркий, звучный и полётный лирический баритон академической постановки с заметной тремоляцией, свободно и мощно идущий наверх, в верхнем регистре звучащий как драматический тенор. Благодаря ярко выраженной высокой певческой форманте голос очень хорошо прослушивается даже на низкокачественных патефонных пластинках 1940—1950-х годов. Такой голос сочетается с мощным драматическим темпераментом певца, Бунчиков поёт с огромным эмоциональным подъёмом, с большим вдохновением, оптимизмом и экстраверсией, резко усиливая положительный, радостный эмоциональный посыл песенного текста. Особенно удачны маршевые, оптимистические песни «Марш энтузиастов», «Летят перелётные птицы» и т. д. Бунчиков стал первым и непревзойдённым исполнителем песни «Летят перелётные птицы», придал ей всесоюзную и очень устойчивую во времени популярность.

В. А. Бунчиков умер в Москве 17 марта 1995 года. Похоронен на 21-м участке Головинского кладбища[3]. На надгробии певца выгравированы строки песни «Летят перелётные птицы».

Напишите отзыв о статье "Бунчиков, Владимир Александрович"

Примечания

  1. 1 2 [retrofonoteka.ru/pevets/bunchinech/memories/1-ch-1.htm Когда душа поет… (Воспоминания певца)]
  2. [kkre-20.narod.ru/bunchikov.htm Список песен на сайте «Красная книга российской эстрады»]
  3. [m-necropol.narod.ru/bunchikov.html Могилы знаменитостей на m-necropol.narod.ru]

Ссылки

  • [www.sovmusic.ru/person.php?idperson=1 В.А. Бунчиков на сайте «Советская музыка»] (биография, записи песен)
  • [chtoby-pomnili.livejournal.com/440504.html «Когда душа поёт…» (воспоминания В.А. Бунчикова и фото разных лет)]

Отрывок, характеризующий Бунчиков, Владимир Александрович

– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.