Возвращение надоедливой букашки
| Возвращение надоедливой букашки | |
| Fantasia Chez Les Ploucs | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Чарльз Вильямс (книга) |
| В главных ролях | |
| Оператор |
Эдмон Ришар |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
90 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Возвращение надоедливой букашки» (более точный перевод названия — «Фантазия с трусиками») — французская кинокомедия, пародия на стереотипное американское кино. Фильм поставлен по книге «Бриллиантовое бикини» (Bikini Diamond) Чарльза Вильямса (Charles Williams), автора множества детективных романов в стиле Дж. Х.Чейза.
Сюжет
Место действия — небольшой городок в Алабаме. Дон Нунан (Жан Янн) с сыном Билли приезжает в гости на ферму к своему брату Сагамору (Лино Вентура). Оба брата — прожжённые пройдохи, а Сагамор — к тому же знаменитый на всю округу неуловимый самогонщик, поимка которого с поличным — страстная мечта местного шерифа и двух недотёп, патрульных полицейских. Одновременно у Сагамора останавливается подозрительная парочка — странный тип, смахивающий на мафиози, и девушка в бикини, усыпанном бриллиантами (Мирей Дарк), якобы знаменитости, скрывающиеся от репортёров. Братья быстро понимают, что гости не те, за кого себя выдают. Начинается охота за бриллиатовыми трусиками: сначала братья, а затем и словно с неба свалившиеся гангстеры стремятся заполучить драгоценное нижнее бельё Каролины. В перестрелке все гангстеры гибнут, а Каролина вместе с малышом Билли убегает на болота «в чём мать родила» (за исключением всё тех же трусиков). И тут братьям-авантюристам в голову приходит гениальная идея: учредить награду за её поимку и самим же организовать эту охоту, обставив затею как яркое шоу и обобрав армию прибывших в городок простаков. Разумеется, всё это время, пока незадачливые охотники прочёсывали окрестные топи, Каролина находилась под замком у Нунанов.
Фильм снят в нарочито гротескном, бутафорском ключе и адресован, в первую очередь, французскому зрителю. Пародия на американские киноклише подчёркивается вставными музыкальными варьете-номерами на английском языке.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Лино Вентура | Сагамор Нунан |
| Жан Янн | Док Нунан |
| Мирей Дарк | Каролина |
| Джордж Беллер | Смит |
| Луиджи Бонос | шериф |
| Жорж Деместре | Билли Нунан |
| Жак Дюфильо | Ной |
| Пьер Хуберти | |
| Нанни Лой | |
| Руфус | |
| Моник Тарб | мадам Хорн |
| Ален Делон | главарь гангстеров (в титрах не указан) |
|
Это заготовка статьи о кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Возвращение надоедливой букашки"
Отрывок, характеризующий Возвращение надоедливой букашки
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
