Воздушные войны Второй мировой войны
Поделись знанием:
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
 |
Необходимо проверить качество перевода и привести статью в соответствие со стилистическими правилами Википедии. Вы можете помочь улучшить эту статью, исправив в ней ошибки.
Оригинал на английском языке — Air warfare of World War II. |
Воздушные войны Второй Мировой Войны — важная составляющая боевых действий. Вместе с ПВО они затрагивали значительную долю промышленного производства крупных держав. Германия и Япония зависела от военно-воздушных сил, тесно интегрированных с сухопутными и морскими силами. Использование стратегических бомбардировщиков помогало защититься от союзных стратегических бомбардировок. Великобритания и США взяли на вооружение подход, который в значительной степени подчеркнул важность стратегических бомбардировок. Обе эти страны рассчитывали на дальние бомбардировки, которые могли бы нанести большой ущерб врагам. Одновременно они развивали тактические воздушные силы, которые помогли бы выиграть господство в воздухе на полях сражений и тем самым дать необходимую помощь сухопутным войскам. Великобритания и США также построили мощный военно-воздушный флот на основе авианосцев, играющих центральную роль в войне на море.[1]
Содержание
Предвоенное планирование
До 1939 года все стороны действовали в основном в рамках теоретических моделей воздушного боя. Итальянский теоретик Джулио Дуэ в 1920-е годы обосновал эффективность стратегических бомбардировок. В рамках этих соображений американцы делали ставку на бомбардировщик Боинг Б-17 мог достичь цели стратегических бомбардировок под защитой своего собственного оружия.[2] В противоположность этому, нацистская немецкая доктрина ВВС была почти полностью посвящена поддержке армии. Следуя этой доктрине, немцы создавали бомбардировщики меньше, чем британские эквиваленты.
ВВС
Германия: Люфтваффе
Люфтваффе был гордостью нацистской Германии. Новые приемы воздушных боев были опробованы немцами в Гражданской войне в Испании.[3] Пикирующие бомбардировщики приводили в ужас вражеские пехотные подразделения. Отставание в авиационной технике проявлялось в основном в слабом развитии радиолокационных технологий. Только к концу войны (июль 1944) был введен в эксплуатацию реактивный истребитель Мессершмитт МЕ-262, легкий Хейнкель НЕ 162 появился только в последние месяцы воздушной войны в Европе.
Люфтваффе не хватало стратегических бомбардировщиков, так как немцы недооценивали роль бомбардировок, особенно после смерти генерала Вальтера Вефера (3 июня 1936 года) — сторонника стратегической бомбардировочной авиации для Люфтваффе.
Великобритания: Королевские ВВС
Англичане имели свои очень хорошо разработанную теорию стратегических бомбардировок и строили планы по его реализации.[4]
Перед войной в Великобритании началось значительное расширение авиации: из 42 эскадрилий с 800 самолетами в 1934 году, ее размеры достигли 157 эскадрилий и 3700 самолетов к 1939 году.[5] Средние бомбардировщики были способны достичь немецких промышленных центров в Руре.
Бомбардировочная авиация страны участвовала в стратегических бомбардировках немецкого военного производства, в минировании прибрежных водах Германии, чтобы не допустить подводные лодки в зоны действующего судоходства союзников.
Советский Союз: Советские ВВС
За полтора года перед Великой Отечественной войной Красная Армия получила от промышленности 17745 боевых самолетов, включая 3719 самолетов новых типов, истребители Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, штурмовик Ил-2, бомбардировщик Пе-2 и др.[6].
В годы Великой Отечественной войны основную часть самолетов в советских ВВС составляли штурмовик Ил-2, истребитель Як-1. Появление на фронтах самолётов как Як-3 и Як-9 принесло установление паритета с Люфтваффе. На вооружение ВВС поступали самолёты-истребители Як-7, Як-9, Як-3, Ла-5, Ла-7, двухместные штурмовики Ил-2 (а с лета 1944 Ил-10), бомбардировщики Пе-2, Ту-2, пушки, бомбы, РЛС, радиосвязное и аэронавигационное оборудование и др[7]. Помощь СССР в виде ленд-лиза оказывали США. За 1941—1945 годы в СССР по ленд-лизу было поставлено 14 126 самолётов: Кёртисс „Томагаук“ и „Китихоук“, Белл P-39 „Аэрокобра“, Белл P-63 „Кингкобра“, Дуглас A-20 „Бостон“, Норт-Америкен B-25 „Митчелл“, Консолидейтед PBY „Каталина“, Дуглас C-47 „Дакота“, Рипаблик P-47 „Тандерболт“[20]. Общий объём поставок самолётов из США и Великобритании составлял около 12% от общего числа советской авиации[8].
К концу войны, в 1944 году, в СССР ежегодное производство самолетов увеличилось до 40 000 самолетов. К этому времени было выпущено 157,000 самолетов.
Во время войны советские бомбардировщики сбросили до 30 млн бомб на немецкие цели, с плотностью до 100—150 тонн/ кв. километр.
Немецкие ракеты
Гитлер считал, что новые технологии в авиации дали бы Германии возможность стратегических бомбардировок противника. Были разработаны реактивные снаряды — летающие бомбы. Первый из 9,300 летающих бомб «Фау-1» полетели в Лондон в середине июня 1944 года, вместе с 1300 ракет и V-2 от их разрывов погибло около 8000 гражданских лиц и 23000 получили травмы. Британское правительство потребовало, чтобы свыше 40 % вылетов бомбардировщиков было направлено на уничтожение пусковых установок ракет.
Тихоокеанская война в воздухе
У Японии не было отдельных ВВС. Авиационные подразделения были объединены в армию и флот, которые не были хорошо согласованы друг с другом. Японская военная промышленность во время Второй мировой войны произвела 76 000 боевых самолетов, из которых 15000 были легкими бомбардировщиками.[9]
Камикадзе
В конце 1944 года японцы придумали неожиданную и весьма эффективную новую тактику, самолет камикадзе-смертников направлялся, как управляемая ракета на американские корабли. Атаки начались в октябре 1944 года и продолжались до конца войны. Большинство самолетов, используемых в атаках камикадзе были устаревшими истребителями и пикирующими бомбардировщиками. Пилоты-камикадзе были неопытными, с минимальной летной подготовкой, однако большинство из них были хорошо образованы и ревностно преданы японскому императору.[10][11]
Атаки камикадзе были весьма эффективными в сражении на Окинаве весной 1945 года. Во время трехмесячной битвы, 4000 боевых самолетов камикадзе потопили 38 американских кораблей, убив около 4900 моряков 5-го американского флота.
Американцы определились со средством защиты от камикадзе — уничтожить самолеты на земле, либо в воздухе задолго до того как они подлетят к кораблям.
Воздушные войны над Атлантикой
Немецкая авиация в Северной Атлантике использовалась для уничтожения водных конвоев. Первое крупное нападение на конвои произошло 25 апреля 1942 года, когда были атакованы 34 корабля конвоя PQJ6.
Ситуация переломилась к 1944 году. В 1944 году союзники имели подавляющее преимущество в воздухе. Их военно — воздушные силы могли уничтожать немецкие самолеты на заводе — изготовителе. Немцы начали терять одну тысячу самолетов в месяц на западном фронте (и еще 400 на Восточном фронте). В рамках только одной «Большой недели» в феврале 1944 года американские бомбардировщики под прикрытием сотен истребителей сделали 3 800 самолетовылетов сбосили около 10000 тонн взрывчатых веществ на немецкие аэродромы и шарикоподшипниковые заводы. При этом США понесли потери — 137 бомбардировщиков и 21 истребителей. Однако шарикоподшипниковое производство мало пострадало, немцы восстановили ущерб в течение нескольких недель; им даже удалось удвоить производство самолетов.
Дальнейшим важным достижением стратегических бомбардировок стало уничтожение немецких поставок нефти. Нефть имеет важное значение для подводных лодок и танков, в то время как очень высокое качество авиационного бензина имеет важное значение для самолетов с поршневыми двигателями. Германия имела мало нефтяных скважин и зависела от импорта нефти из России (до 1941) и нацистского союзника — Румынии. Заметным достижением кампании бомбардировок было также разрушение немецкой транспортной системы, ее железных дорог и каналов.
Германия и Япония проиграли войну во многом из-за стратегических бомбардировок. Со стороны противников только американская тактическая и стратегическая воздушная война против Германии обошлась в 18,400 потерянных в бою американских самолетов, 51 000 убитых, 30 000 пленных и 13 000 раненых. В битвах против Японии ВВС потеряли 4 500 самолетов, 16 000 убитых, 6 000 пленных и 5000 раненых; потери морской авиации — 1600 человек убитыми и 1100 раненых[12].
См. также
- Военно-воздушные силы СССР
- Битва за Британию
- Битва за Атлантику
- Стратегические бомбардировки во время Второй Мировой Войны
- Военное производство во время Второй Мировой Войны
Напишите отзыв о статье "Воздушные войны Второй мировой войны"
Примечания
- ↑ R.J. Overy, The Air War: 1939—1945 (1980) ch 1
- ↑ Stephen Lee McFarland, America’s pursuit of precision bombing, 1910—1945 (1995) p 68
- ↑ Williamson Murray, Luftwaffe: Strategy for Defeat, 1933—1945 (1985)
- ↑ Tami Davis Biddle, "British and American Approaches to Strategic Bombing: Their Origins and Implementation in the World War II Combined Bomber Offensive, « Journal of Strategic Studies, March 1995, Vol. 18 Issue 1, pp 91-144
- ↑ [www.rafmuseum.org.uk/online-exhibitions/battle-of-britain-history/expansion-at-last.cfm Expansion at Last»]
- ↑ [www.airpages.ru/dc/ww2.shtml Авиация Второй мировой]
- ↑ [stalinism.fatal.ru/duel/pril_1.htm В. И. Алексеенко. Советские ВВС накануне и в годы Великой Отечественной войны].// stalinism.fatal.ru
- ↑ [www.pravda.ru/world/nationals/nasledie/08-05-2003/32832-lendliz-0/ Ленд-лиз: Как и чем США вооружали СССР//08.05.2003].// Сайт Pravda.ru
- ↑ R.J. Overy, The Air War: 1939—1945 (1980) p 150
- ↑ Syohgo Hattori, «Kamikaze: Japan’s Glorious Failure.»
- ↑ Rikihei Inoguchi and Tadashi Nakajima, The Divine Wind: Japan’s Kamikaze Force in World War II (1994)
- ↑ Office of Statistical Control, Army Air Forces Statistical Digest: World War II (1945) table 34 [www.usaaf.net/digest/t34.htm online]
Литература
Технологии
- Baumann, Ansbert. «Evakuierung des Wissens. Die Verlagerung luftkriegsrelevanter Forschungsinstitute nach Oberschwaben 1943—1945.» Zeitschrift für württembergische Landesgeschichte, 67 (2008): 461—496.
- Baxter, James Phinney. Scientists Against Time (1946)
- Brown, Louis. A Radar History of World War II: Technical and Military Imperatives (1999) [www.amazon.com/gp/reader/0750306599?p=S00J online excerpt]
- Constant II, Edward W. The Origins of the Turbojet Revolution (1980)
- Longmate, Norman. Hitler’s Rockets: The Story of the V-2s (1985).
- Moye, William T. "Developing the Proximity Fuze, and Its Legacy (2003) [www.amc.army.mil/amc/ho/studies/fuze.html online version]
- Neufeld, Michael J. «Hitler, the V-2, and the Battle for Priority, 1939—1943.» The Journal of Military History, 57 (July 1993): 5-38. [links.jstor.org/sici?sici=0899-3718(199307)57%3A3%3C511%3AHTVATB%3E2.0.CO%3B2-L in JSTOR]
- Neufeld, Michael J. The Rocket and the Reich: Peenemünde and the Coming of the Ballistic Missile Era (1995)
- Swords, Seán S. Technical History of the Beginnings of Radar (1986)
Тактическая авиация, вооружения
- Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. В 2 т. — М.: Олма‐Пресс, 2002
- Batchelor, John and Bryan Cooper. Fighter: A History of Fighter Aircraft (1973)
- Cooling, Benjamin Franklin ed. Close Air Support (1990) GPO
- Craven, Wesley Frank and J. L. Cate. The Army Air Forces in World War II (1949), vol. 6: Men and Planes [www.airforcehistory.hq.af.mil/Publications/Annotations/cravenAAFWWII.htm online edition]
- Francillon, R. J. Japanese Aircraft of the Pacific War (1970)
- Gruen, Adam L. Preemptive defence: Allied Air Power Versus Hitler’s V-Weapons, 1943—1945 (1999) [www.usaaf.net/ww2/preemptivedefence/ online edition]
- Hallion, Richard P. D Day 1944: Air Power Over the Normandy Beaches and Beyond (1998) [www.usaaf.net/ww2/dday/ online edition]
- Hallion, Richard P. Strike From the Sky: The History of Battlefield Air Attack, 1911—1945 (1989)
- Hogg, I.V. Anti-Aircraft: A History of Air Defence (1978)
- Jane’s Fighting Aircraft of World War II (1989)
- Lundstrom, John B. The First Team: Pacific Naval Air Combat From Pearl Harbor to Midway (1984)
- McFarland, Stephen L. and Wesley Phillips Newton. To Command the Sky: The Battle for Air Superiority over Germany, 1942—1944 (1991)
- Mikesh, Robert C. Broken Wings of the Samurai: the Destruction of the Japanese Airforce (1993)
- Mixon, Franklin G. «Estimating Learning Curves in Economics: Evidence from Aerial Combat over the Third Reich.» KYKLOS 46 (Fall 1993) 411-19. Germans learned faster (if they survived)
- Mortensen. Daniel R. ed. Airpower and Ground Armies: Essays on the Evolution of Anglo-American Air Doctrine, 1940—1943, (1998) [web.archive.org/20030407143025/www.maxwell.af.mil/au/aul/aupress/catalog/books/Mortenson_B50.htm online edition] на Wayback Machine (от 7 апреля 2003)
- Okumiya, Masatake and Jiro Horikoshi, with Martin Caidin, Zero! (1956)
- Schlaifer, Robert. Development of Aircraft Engines (1950)
- Sherrod, Robert. History of Marine Corps Aviation in World War II (1952)
- Spire, David N. Air Power for Patton’s Army: The 19th Tactical Air Command in the Second World War (2002) [www.airforcehistory.hq.af.mil/Publications/Annotations/spireair.htm online edition]
- Warnock, A. Timothy. Air Power versus U-boats: Confronting Hitler’s Submarine Menace in the European theatre (1999) [www.usaaf.net/ww2/uboats/ online edition]
- Werrell, Kenneth P. Archie, Flak, AAA, and SAM: A Short Operational History of Ground-Based Air defence (GPO 1988) [web.archive.org/20030307012925/www.maxwell.af.mil/au/aul/aupress/catalog/books/Werrell_B28.htm online edition] на Wayback Machine (от 7 марта 2003)
Стратегические бомбардировки
Атомная бомба & капитуляции Японии
- Allen, Thomas B. and Norman Polmar. Code-Name Downfall: The Secret Plan to Invade Japan-And Why Truman Dropped the Bomb (1995)
- Bernstein, Barton. "Eclipsed by Hiroshima and Nagasaki: Early Thinking About Tactical Nuclear Weapons, " International Security (Spring 1991) 149—173 [links.jstor.org/sici?sici=0162-2889(199121)15%3A4%3C149%3AEBHANE%3E2.0.CO%3B2-P in JSTOR]
- Bernstein, Barton F. «The Atomic Bombings Reconsidered.» Foreign Affairs, 74 (Jan-Feb 1995) 135-52.
- Feis, Herbert. Japan Subdued: The Atomic Bomb and the End of the War in the Pacific (1961)
- Gordin, Michael D. Five Days in August: How World War II Became a Nuclear War (2007) 209 pages [books.google.com/books?id=N7eq7AgZKokC excerpt and text search]
- Holley, I. B. ed. Hiroshima After Forty Years (1992)
- Jones, Vincent C. Manhattan: The Army and the Bomb (GPO, 1985), official construction history
- Libby, Justin. «The Search for a Negotiated Peace: Japanese Diplomats Attempt to Surrender Japan Prior to the Bombing of Hiroshima and Nagasaki.» World Affairs, 156 (Summer 1993): 35-45.
- Miles, Rufus E. Jr. «Hiroshima: The Strange Myth of a Half Million American Lives Saved» International Security 10 (Fall 1985): 121-40.
- Pape, Robert A. «Why Japan Surrendered.» International Security 18 (Fall 1993): 154—201 [links.jstor.org/sici?sici=0162-2889(199323)18%3A2%3C154%3AWJS%3E2.0.CO%3B2-C in JSTOR]
- Rhodes, Richard. The Making of the Atomic Bomb (1986), good overview [www.amazon.com/dp/0684813785 excerpt and text search]
- Rotter, Andrew J. Hiroshima: The World’s Bomb (2008) [www.amazon.com/dp/0192804375 excerpt and text search]
- Skates, John. The Invasion of Japan (1994), excellent military history of the greatest non-battle of all time
- VanderMuelen, Jacob. «Planning for V-J Day by the U.S. Army Air Forces and the Atomic Bomb Controversy.» Journal of Strategic Studies 16 (June 1993), 227-39. AAF did not expect quick surrender; bomb was military use
- Walker, J. Samuel. "The Decision to Drop the Bomb: A Historiographical Update, " Diplomatic History 14 (1990) 97-114. Especially useful.
- Walker, J. Samuel. Prompt and Utter Destruction: Truman and the Use of Atomic Bombs Against Japan (2004) [www.amazon.com/gp/reader/080785607X?p=S00L online excerpt]
Этика бомбардировок
- Childers, Thomas. "'Facilis descensus averni est': The Allied Bombing of Germany and the Issue of German Suffering, " Central European History Vol. 38, No. 1 (2005), pp. 75-105 [www.jstor.org/stable/4547498 in JSTOR]
- Crane, Conrad C. Bombs, Cities and Civilians: American Airpower Strategy in World War II (1993)
- Crane, Conrad C. "Evolution of U.S. Strategic Bombing of Urban Areas, " Historian 50 (Nov 1987) 14-39, defends AAF
- Davis, Richard G. «Operation 'Thunderclap': The US Army Air Forces and the Bombing of Berlin.» Journal of Strategic Studies (March 1991) 14:90-111.
- Garrett, Stephen A., Ethics and Airpower in World War II: The British Bombing of German Cities (1993)
- Havens, Thomas R. H. Valley of Darkness: The Japanese People and World War Two (1978)
- Hopkins, George F. «Bombing and the American Conscience During World War II,» The Historian 28 (May 1966): 451-73
- Lammers, Stephen E. «William Temple and the bombing of Germany: an Exploration in the Just War Tradition.» The Journal of Religious Ethics, 19 (Spring 1991): 71-93. Explains how the Archbishop of Canterbury justified strategic bombing.
- Markusen, Eric, and David Kopf. The Holocaust and Strategic Bombing: Genocide and Total War in the Twentieth Century (1995)
- Overy, Richard. The Bombers and the Bombed: Allied Air War Over Europe 1940—1945 (2014) covers strategic bombing by and upon all major countries [www.amazon.com/Bombers-Bombed-Allied-Europe-1940-1945-ebook/dp/B00DMCV5CK/ excerpt and text search]
- Schaffer, Ronald. "American Military Ethics in World War II: The Bombing of German Civilians, " Journal of American History 67 (1980) 318-34 [www.jstor.org/stable/1890411 in JSTOR]
- Schaffer, Ronald. Wings of Judgment: American Bombing in World War II (1985)
- Spaight, J. M. Air Power and War Rights (1947), legal
- Speer, Alfred. Inside the Third Reich (1970)
- Walzer, Michael. Just and Unjust Wars: A Moral Argument with Historical Illustrations (1977)
Стратегические бомбардировки
- Boog, Horst. ed. The Conduct of the Air War in the Second World War (1992)
- Clodfelter, Mark. "Aiming to Break Will: America’s World War II Bombing of German Morale and its Ramifications, " Journal of Strategic Studies, June 2010, Vol. 33 Issue 3, pp 401—435
- Davis, Richard G. «Bombing Strategy Shifts, 1944-45,» Air Power History 39 (1989) 33-45
- Griffith, Charles. The quest Haywood Hansell and American strategic bombing in World War II (1999) [books.google.com/books?id=VMjqpOmQbesC&printsec=frontcover&dq=hansell+air+war+plan#PPP2,M1 online edition]
- Hansell, Jr., Haywood S. Air Plan That Defeated Hitler (1980) [books.google.com/books?id=yIvxVcOTmkEC&dq=hansel+air+war+plan online version]
- Kennett, Lee B. A History of Strategic Bombing (1982)
- Koch, H. W. «The Strategic Air Offensive against Germany: the Early Phase, May-September 1940.» The Historical Journal, 34 (March 1991) pp 117-41. [www.jstor.org/pss/2639710 online at JSTOR]
- Levine, Alan J. The Strategic Bombing of Germany, 1940—1945 (1992) [www.questia.com/PM.qst?a=o&d=15370919 online edition]
- MacIsaac, David. Strategic Bombing in World War Two (1976)
- McFarland, Stephen L. «The Evolution of the American Strategic Fighter in Europe, 1942-44,» Journal of Strategic Studies 10 (1987) 189—208
- Messenger, Charles, «Bomber» Harris and the Strategic Bombing Offensive, 1939—1945 (1984), defends Harris
- Overy. Richard. «The Means to Victory: Bombs and Bombing» in Overy, Why the Allies Won (1995), pp 101-33
- Sherry, Michael. The Rise of American Air Power: The Creation of Armageddon (1987), important study 1930s-1960s
- Smith, Malcolm. "The Allied Air Offensive, " Journal of Strategic Studies 13 (Mar 1990) 67-83
- Sterrett, James. Soviet Air Force Theory, 1918—1945 (Routledge, 2007)
- Verrier, Anthony. The Bomber Offensive (1968), British
- Webster, Charles and Noble Frankland, The Strategic Air Offensive Against Germany, 1939—1945 (HMSO, 1961), 4 vol. Important official British history
- Wells, Mark K. Courage and air warfare: the Allied aircrew experience in the Second World War (1995)
- Werrell, Kenneth P. "The Strategic Bombing of Germany in World War II: Costs and Accomplishments, " Journal of American History 73 (1986) 702—713; good place to start. [www.jstor.org/pss/1902984 in JSTOR]
- Werrell, Kenneth P. Death From the Heavens: A History of Strategic Bombing (2009)
Стратегические бомбежки: самолеты и мишени
- Beck, Earl R. Under the Bombs: The German Home Front, 1942—1945 (1986)
- Berger, Carl. B-29: The Superfortress (1970)
- Bond, Horatio, ed. Fire and the Air War (1974)
- Boog, Horst, ed. Germany and the Second World War: Volume VII: The Strategic Air War in Europe and the War in the West and East Asia, 1943—1944/5 (Oxford UP, 2006), 928pp official German history vol 7 [www.amazon.com/Germany-Second-World-War-Strategic/dp/0198228899/ excerpt and text search]; [www.questia.com/PM.qst?a=o&d=115474949 online edition]
- Charman, T. C. The German Home Front, 1939-45 (1989)
- Craven, Wesley Frank and J. L. Cate. The Army Air Forces in World War II (1949), vol. 6: Men and Planes [www.airforcehistory.hq.af.mil/Publications/Annotations/cravenAAFWWII.htm online edition]
- Cross, Robin. The Bombers: The Illustrated Story of Offensive Strategy and Tactics in the Twentieth Century (1987)
- Daniels, Gordon ed. A Guide to the Reports of the United States Strategic Bombing Survey (1981)
- Davis, Richard G. Bombing the European Axis Powers: A Historical Digest of the Combined Bomber Offensive, 1939—1945 (2006) [web.archive.org/20090305023036/aupress.au.af.mil/Books/Davis/Davis_B99.pdf online edition] на Wayback Machine (от 5 марта 2009)
- Edoin, Hoito. The Night Tokyo Burned: The Incendiary Campaign against Japan (1988), Japanese viewpoint
- Hansen, Randall. Fire and Fury: The Allied Bombing of Germany, 1942—1945 (2009), says AAF was more effective than RAF
- Hastings, Max. Bomber Command (1979)
- Haulman, Daniel L. Hitting Home: The Air Offensive Against Japan, (1998) [www.usaaf.net/ww2/hittinghome/ online edition]
- Hecks, Karl. Bombing 1939-45: The Air Offensive Against Land Targets in World War Two (1990)
- Jablonsky, Edward. Flying Fortress (1965)
- Jane’s Fighting Aircraft of World War II (1989), reprint of 1945 edition
- Johnsen, Frederick A. B-17 Flying Fortress: The Symbol of Second World War Air Power (2000) [www.amazon.com/gp/reader/0071344454?p=S00K excerpt]
- MacIsaac, David, ed. The United States Strategic Bombing Survey (10 v, 1976) reprints of some reports
- Madej, Victor. ed. German war economy: the motorization myth (1984) (based on v. 64a, 77, and 113 of the U.S. Strategic Bombing reports on oil and chemical industry.)
- Madej, Victor. ed. The War machine: German weapons and manpower, 1939—1945 (1984)
- Middlebrook, Martin. The Schweinfurt-Regensburg Mission: American Raids on 17 August 1943 (1983)
- Mierzejewski, Alfred C. The Collapse of the German War Economy, 1944—1945: Allied Air Power and the German National Railway (1988)
- Pape, Robert A. Punishment and Denial: The Coercive Use of Air Power (1995)
- Ralph, William W. "Improvised Destruction: Arnold, LeMay, and the Firebombing of Japan, " War in History, Vol. 13, No. 4, 495—522 (2006) [wih.sagepub.com/cgi/content/abstract/13/4/495 online at Sage]
- Read, Anthony, and David Fisher. The Fall of Berlin (1993)
- Searle, Thomas R. «'It Made a Lot of Sense to Kill Skilled Workers': The Firebombing of Tokyo in March 1945» The Journal of Military History, Vol. 66, No. 1 (Jan., 2002), pp. 103—133 [links.jstor.org/sici?sici=0899-3718(200201)66%3A1%3C103%3A%22MALOS%3E2.0.CO%3B2-Q in JSTOR]
- United States Strategic Bombing Survey. The Campaigns of the Pacific War. (1946) [www.ibiblio.org/hyperwar/AAF/USSBS/PTO-Campaigns/index.html Online edition]
- United States Strategic Bombing Survey. Summary Report: (European War) (1945) [www.anesi.com/ussbs02.htm online edition] key primary source
- United States Strategic Bombing Survey. Summary Report: (Pacific War) (1946) [www.anesi.com/ussbs01.htm online edition] key primary source
- Westermann, Edward B. Flak: German Anti-Aircraft defences, 1914—1945 (2005)
Ссылки
- [www.airpages.ru/dc/ww2.shtml Авиация Второй мировой]
- [www.airforcehistory.hq.af.mil/Publications/titleindex.htm История ВВС]
- [pwencycl.kgbudge.com/Table_Of_Contents.htm «Войны на Тихом океане», онлайн Энциклопедия], 4000 коротких статей
Отрывок, характеризующий Воздушные войны Второй мировой войны
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
