Воронин, Сергей Алексеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Алексеевич Воронин
Дата рождения:

30 июня (13 июля) 1913(1913-07-13)

Место рождения:

Любим,
Ярославская губерния,
Российская империя

Дата смерти:

20 октября 2002(2002-10-20) (89 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург,
Российская Федерация

Гражданство:

СССР СССРРоссия Россия

Род деятельности:

прозаик

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

роман, повесть, рассказ

Дебют:

«Таёжник» (1944)

Премии:

Награды:

Сергей Алексеевич Воро́нин (1913—2002) — советский прозаик.





Биография

Родился 30 июня (13 июля1913 года в семье служащего в городе Любиме Ярославской губернии (ныне Ярославской области). В 1928 году окончил ФЗУ, затем работал токарем на заводе и заочно учился в Горном институте (не закончил). Был осуждён за уклонение от службы в РККА. В 1937—1945 годах работал в изыскательских партиях, прокладывавших трассы новых железных дорог на Дальнем Востоке, Урале, Поволжье и Кавказе. Затем работал журналистом в газете «Смена» (1945—1947). Член ВКП(б) с 1947 года.

В 1947 году вышел его первый сборник рассказов. В 1951—1952 годах ему было поручено заведовать ленинградским корпунктом «Литературной газеты». В 1957—1964 годах главный редактор журнала «Нева». В 1969 году был среди писателей, выступивших против журнала «Новый мир».

В 1990 году подписал «Письмо 74-х».

Скончался 20 октября 2002 года на 90-м году жизни в Санкт-Петербурге, похоронен в селе Спицыно (Псковская область)[1].

Творчество

В своем первом рассказе «Таёжник» (1944) описывает сибирских золотоискателей. Известность принесла Воронину его повесть о колхозной жизни во время войны «Ненужная слава» (1956). «Воронин описывает большей частью отдельные ситуации и эпизодические явления; более объёмные описания взаимосвязи событий ему не даются. Качество прозы Воронина очень различно; порой читателю мешают растянутость и избыток разговорной лексики и синтаксиса (даже не в прямой речи), а порой эта проза глубоко захватывает читателя». (Вольфганг Казак) Повесть Воронина «Жизнеописание Ивана Петровича Павлова» (1984), вопреки распространенному мнению, нельзя в полной мере признать документальной. Например, ошибочно описаны отношения Павлова и его друга и земляка со студенческих лет Н. С. Терского, а также характер последнего. В частности, сцена где Терский предлагает Павлову совместно эмигрировать в Швецию, и где они поссорились и расстались навсегда, не соответствует действительности. По свидетельству зятя Терского — А. А. Калачева, Терский никуда не эмигрировал, продолжал проживать в Санкт-Петербурге (Ленинграде), оставался другом Павлова до своей смерти, часто навещал его, вместе со своей женой Ф. И. Терской (ур. Кондаковой). Павлов дарил Терскому свои книги, в том числе, в 1923, 1927 г.г. с дарственной надписью «Земляку и другу Николаю Сергеевичу Терскому».

Книги

  • Встречи, 1947
  • На своей земле. В 2-х кн., 1948-52
  • Ненужная слава, 1956
  • Две жизни, 1962
  • Роман без любви, 1968
  • Стук в полночь, 1972
  • Деревенские повести и рассказы, 1974
  • Родительский дом, 1974
  • Камень Марии, 1977
  • Встреча на деревенской улице, 1980
  • Зимовка у подножия Чигирикандры. Рассказы. 1980
  • Жизнеописание Ивана Петровича Павлова. Документальная повесть, 1984
  • Рассказы и сказки, 2013, Спб, издательство Речь,ISBN 978-5-9268-1481-8

Киносценарии

Награды и премии

Напишите отзыв о статье "Воронин, Сергей Алексеевич"

Литература

  • Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>

Примечания

  1. [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&000/Src/0010/55a29def С. А. Воронин] на сайте az-libr.ru

Ссылки

Отрывок, характеризующий Воронин, Сергей Алексеевич

– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.