Восточноголанский диалект
Восточного́ланский диале́кт (дубицкий диалект) (в.-луж. Wuchodna holanska narěč, нем. Östlicher Heidedialekt) — один из диалектов лужицких языков, распространённый согласно диалектологической карте Г. Шустер-Шевца на территории общин Мюка, Креба-Нойдорф, Квицдорф-ам-Зе, юго-восточной части общины Боксберг и в окрестностях города Ниски района Гёрлиц (федеральная земля Саксония)[1]. На карте, представленной в Атласе серболужицкого языка (Sorbischer Sprachatlas), в состав восточноголанского ареала включены также говоры общины Ричен и северо-восточной части общины Боксберг, при этом говоры общин Мюка и Квицдорф-ам-Зе рассматриваются как часть холмского диалекта[2]. Восточноголанский диалект является частью верхнелужицкой диалектной группы. Относится к восточному верхнелужицкому диалектному ареалу[3].
Область распространения
Название восточноголанского диалекта, так же, как и распространённого к западу от него голанского, связано с названием населяемой носителями этих диалектов местности в Верхней Лужице — Го́ля (в.-луж. Hola — «полоса леса», или «лесистая местность»)[4]. К наиболее крупным поселениям на восточноголанской части данной территории относятся Мюка (в.-луж. Mikow, нем. Mücka), Креба (в.-луж. Chrjebja, нем. Kreba), Петерсхайн (в.-луж. Hóznica, нем. Petershain), Клиттен (в.-луж. Klětno, нем. Klitten), Райхвальде (в.-луж. Rychwałd, нем. Reichwalde), Козель (в.-луж. Kózło, нем. Kosel) и другие[1]. На карте Атласа серболужицкого языка Мюка и Петерсхайн включены в ареал холмского диалекта, а к восточноголанскому ареалу отнесён населённый пункт Даубиц (в.-луж. Dubc, нем. Daubitz), по названию которого в Атласе восточноголанскому диалекту дано второе наименование — дубицкий[2].
Область распространения восточноголанского диалекта находится в северо-восточной части верхнелужицкого диалектного ареала. На западе восточноголанский диалект граничит с верхнелужицким голанским, на севере — с говорами переходных (пограничных) диалектов — пушчанским и мужаковским. К востоку от границ восточноголанского диалекта размещена сплошная немецкоязычная территория, на юге к его ареалу примыкает ареал верхнелужицкого будишинского (баутценского) диалекта[1]. В отличие от карты Г. Шустер-Шевца на карте, опубликованной в Атласе серболужицкого языка, южные районы восточноголанского диалекта отнесены к холмскому, а восточные районы пушчанского и южные районы мужаковского диалектов включены в восточноголаснский ареал. В восточном верхнелужицком ареале на карте Атласа также отмечаются холмский и любийский диалекты в районах Кольма (в.-луж. Chołm, нем. Kollm) и Лёбау, размещённые к югу от ареала восточноголанского диалекта[2].
Особенности диалекта
К числу диалектных признаков восточноголанского диалекта относят:
- Отсутствие перехода a > e в позиции между палатализованными согласными, как и в голанском диалекте: čeladź (в.-луж. литер. čeledź «прислуга», «челядь»), jajo (в.-луж. литер. jejo «яйцо»), dźaćel (в.-луж. литер. dźećel «клевер»), wowčar (в.-луж. литер. wowčer «овчар», «чабан»), rjadźić (в.-луж. литер. rjedźić «чистить», «убирать») и т. п. Данное явление отражено в таких морфологических особенностях диалекта, как наличие окончаний существительных мужского рода множественного числа в творительном падеже -’ami, и двойственного числа в именительном падеже -’aj, противопоставленных окончаниям -’emi и -’ej в других диалектах и литературном языке[5].
- Отсутствие перехода /ł/ в билабиальный [u̯], свойственного всему лужицкому диалектному ареалу, исключая мужаковский диалект и крайне северные районы нижнелужицкого ареала: jały [jały] (в.-луж. литер. jahły [jaʏu̯y]/[jau̯y], «просо»), в мужаковском — [jagły], łoboda [łoboda] (в.-луж. литер. łoboda [u̯oboda], «лебеда»), в мужаковском — [łoboda], kozoł [kozoł] (в.-луж. литер. kozoł [kozou̯], «козёл»), в мужаковском — [kozoł] и т. п.[6]
- Случаи различия в реализации фонемы /ʒ́/ с другими верхнелужицкими диалектами и литературным стандартом типа młodźina [młoʒ́ina] (в.-луж. литер. młodźina [moǯ’ina], «молодёжь»)[7].
См. также
Напишите отзыв о статье "Восточноголанский диалект"
Примечания
- Источники
- ↑ 1 2 3 4 Schuster-Šewc H. Gramatika hornjoserbskeje rěče. — Budyšin: Ludowe nakładnistwo Domowina, 1968. — Т. 1. — С. 251.
- ↑ 1 2 3 Schaarschmidt G. A historical phonology of the upper and lower Sorbian languages. — Heidelberg: Universitätsverlag C. Winter, 1997. — P. 13. — ISBN 3-8253-0417-5.
- ↑ Енч Г., Недолужко А. Ю., Скорвид С. С. [www.slavcenteur.ru/Proba/ucheba/kursy/Serboluzjazyk.pdf Серболужицкий язык]. — С. 1. (Проверено 20 мая 2013)
- ↑ Трофимович К. К. Верхнелужицко-русский словарь / под редакцией Ф. Михалка и П. Фёлькеля. — Москва, Бауцен: «Русский язык», «Домовина», 1974. — С. 55.
- ↑ Schaarschmidt G. A historical phonology of the upper and lower Sorbian languages. — Heidelberg: Universitätsverlag C. Winter, 1997. — P. 138. — ISBN 3-8253-0417-5.
- ↑ Schaarschmidt G. A historical phonology of the upper and lower Sorbian languages. — Heidelberg: Universitätsverlag C. Winter, 1997. — P. 124—125. — ISBN 3-8253-0417-5.
- ↑ Schaarschmidt G. A historical phonology of the upper and lower Sorbian languages. — Heidelberg: Universitätsverlag C. Winter, 1997. — P. 118—119. — ISBN 3-8253-0417-5.
Литература
- Mucke K. E. Historische und vergleichende Laut- und Formenlegre der Niedersorbischen (Nieder-laesetzisch-wendischen) Sprache. Mit besonderer Berücksichtigung der Grenzdialecte und des Obersorbischen. — Leipzig, 1891.
- Sorbischer Sprachatlas. 1—14. — Bautzen: Deutsche Akademie der Wissenschaften zu Berlin. Institut fur sorbische Volksforschung, 1965—1993.
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Восточноголанский диалект
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
