Гадо-гадо

Гадо-гадо
Гадо-гадо из сырых овощей с варёным яйцом и крупуком
основное блюдо, гарнир
Входит в национальные кухни
индонезийская кухня
Авторство
Оригинальное название	Gado-gado
Страна происхождения	Индонезия
Компоненты
Основные	овощи, арахисовый соус
Возможные	яйца, тофу, темпе, крупук
Аналоги
салат

Гадо́-гадо́ (индон. gado-gado) — блюдо индонезийской кухни. Представляет собой смесь различных варёных либо сырых овощей и некоторых других продуктов, залитую арахисовым соусом. Популярно в различных частях страны, прежде всего, на Яве. Имеет множество вариаций, в частности, региональных.

Происхождение и распространение

Гадо-гадо считается исконным яванским блюдом, традиционным и для западной, и для восточной части острова. Имеет множество местных вариаций, обусловленных большей или меньшей доступностью тех или иных ингредиентов в различных регионах. Во второй половине XX века гадо-гадо распространилось в других частях Индонезии, где по-прежнему чаще всего воспринимается как яванское или джакартское кушанье, и, в меньшей степени, в сопредельных странах — Малайзии, Сингапуре, а также в Нидерландах, бывшей метрополии Индонезии, где является одним из наиболее популярных блюд этнических индонезийских ресторанов.

Приготовление и разновидности

Гадо-гадо фактически представляет собой аналог европейского салата — его ингредиенты могут быть в той же степени разнообразны. Объединяющим элементом для всех вариаций блюда является арахисовый соус, которым оно обильно заправляется. Кроме того, для гадо-гадо характерна овощная основа. Наиболее распространёнными добавками к овощам являются варёные яйца, тофу, темпе и крупук. Гадо-гадо с добавками рыбы или мяса являются достаточно редкими исключениями.

Такие растительные продукты, как картофель, батат, маниок, кукуруза, кабачки, баклажаны, фасоль, употребяляются в гадо-гадо в варёном виде. Морковь, различные виды капусты, шпинат, репчатый лук, молодые ростки сои и бамбука могут использоваться как в варёном, так и в сыром виде. Помидоры, огурцы, листовой салат и различная зелень обычно нарезаются в сыром виде. Тофу и темпе используются как в натуральном, так и в обжаренном виде. Все продукты нарезаются, как правило, довольно крупно — значительно крупнее, чем в европейском салате.

Арахисовый соус, которым заправляется гадо-гадо, имеет несколько вариаций, однако основой его неизменно служит измельчённый арахис, жаренный в арахисовом масле. При жарке в арахисовую массу добавляется соевый соус либо кокосовое молоко, сок лайма или лимона, часто кокосовый сахар, чеснок, красный перец и другие специи, иногда измельчённый репчатый лук. В готовом виде соус представляет собой достаточно густую жидкость, имеющую различные оттенки коричневого цвета. Традиционно арахисовый соус готовится непосредственно перед его использованием, однако в настоящее время как в домашних условиях, так и в учреждениях общепита гадо-гадо часто заправляется заливкой, приготовленной впрок, либо готовым соусом промышленного производства.

Уже смешанное и залитое соусом гадо-гадо очень часто посыпается крупуком различных видов, в частности, ремпейе́ком, приготовляемым с добавлением растёртого либо дроблёного арахиса, или эпми́нгом, приготовляемым из растёртых жареных плодов мелинджо, а также жареными стружками репчатого лука.

«Салатная» композиция и заправка арахисовым соусом роднят гадо-гадо с другим популярным блюдом индонезийской кухни — кетопраком. Однако разница между ними достаточно существенна: если основу гадо-гадо всегда составляют овощи, то в кетопрак они добавляются лишь в небольших количествах, и то не всегда. Основными ингредиентами кетопрака являются рисовая лапша, тофу и проростки сои: первая никогда не используется в гадо-гадо, а два вторых — лишь в некоторых разновидностях этого кушанья.

Гадо-гадо обычно служит самостоятельным блюдом. Иногда вместе с ним на тарелке подается рыба, кусочки курятины или мяса — в этом случае оно фактически превращается в гарнир. Это блюдо пользуется широкой популярностью, прежде всего, в связи с его дешевизной. Оно, как правило, присутствуют в меню индонезийских ресторанов и харчевен, специализирующихся на национальной кухне, а также часто продаётся с тележек уличными разносчиками.

Гадо-гадо в популярной индонезийской культуре

Из-за разнородности компонентов блюда слово «гадо-гадо» приобрело в индонезийском языке устойчивое переносное значение: всякая всячина, мешанина, ассорти — подобно тому, как в русском языке сходное значение приобрело слово «винегрет». Этим названием часто озаглавливаются газетные рубрики «всякой всячины». «Музыкальным гадо-гадо» называется попурри. «Языком гадо-гадо» часто называют индонезийский язык, обильно насыщенный заимствованиями из одного или нескольких местных языков страны — распространённое явление для многих полиэтнических регионов Индонезии.

Галерея

• Gado gado.jpg

  Гадо-гадо из огурцов, зеленой фасоли, салата и яиц, посыпанное крупуком

• Indonesian snack-Emping-01.jpg

  Гадо-гадо, посыпанное ореховым крупуком — эмпингом

• Gado-gado minang.jpg

  Вариант гадо-гадо, принятый у минангкабау

• Gado Gado-02.jpg

  Гадо-гадо с ещё не смешанными ингредиентами

Литература

• Heinz von Holzen, Lother Arsana. Authentic Recipes from Indonesia. — Singapore: Turtle Publishing, 2013. — 113 p. — ISBN 978-0794-603-205.
• Badiatul Muclisin Asti, Laela Nurisysyafa'ah. Kumpulan Resep Masakan Tradisional dari Sabang sampai Merauke. — Yogyakarta: MedPress, 2009. — 344 p. — ISBN 979-788-072-9.
• Charmaine Solomon. The Complete Asian Cookbook. — North Clarendon: Tuttle Publishing, 1992. — 517 p. — ISBN 0-8048-3757-0.
• Р. Н. Коригодский, О. Н. Кондрашкин, Б. И. Зиновьев, В. Н. Лощагин. Большой индонезийско-русский словарь. — М., 1990. — Т. 1.

Отрывок, характеризующий Гадо-гадо

Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.