Гамен, Алексей Юрьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Юрьевич Гамен

Портрет А. Ю. Гамена
мастерской[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

18 мая 1773(1773-05-18)

Место рождения

Гжатск

Дата смерти

11 июня 1829(1829-06-11) (56 лет)

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Годы службы

1789 — 1829

Звание

генерал-лейтенант

Командовал

3-й морской полк (1803–07)

Награды и премии

ордена Св.Анны 1-й ст., Георгия 3-го кл., Владимира 4-й ст. с бантом

Алексей Юрьевич Гамен (1773—1829) — российский командир эпохи наполеоновских войн, генерал-лейтенант Русской императорской армии.





Биография

Алексей Гамен родился 18 мая 1773 года в городе Гжатске Смоленской губернии в дворянской семье. Предки его принадлежали к иностранцам, вызванным в Россию в XVII веке для образования первых регулярных войск. Отец его был лейб-медиком при дворе императрицы Екатерины II[2].

В мае 1779 года его определили в Сухопутный Кадетский (после 1-й) корпус, который он окончил 1 июня 1789 года с отличием и с чином поручика. Поступив на гребной флот, отправленный против шведов под начальством принца Нассау-Зигена, он настолько выделился своей храбростью, что вскоре (13 ноября 1789 года) получил за отличие (при реке Кюмени 22 августа) чин капитана[2].

Будучи по заключении мира в 1791 году назначен во 2-й Адмиралтейский батальон в Финляндии, Гамен сумел заслужить расположение Александра Суворова, который называл его «храбрым капитаном». В 1793 году он был переведен в Черноморский флот, в батальон майора Бриммера, где получил 6 мая 1796 года чин секунд-майора, а 29 ноября — майора[2].

В 1798—99 гг. Гамен принимал участие в первой войне России с Францией, состоя под командой контр-адмирала Пустошкина в русской эскадре, посланной для завоевания Ионических островов. Командуя отрядом русских и турецких войск, он овладел 18 февраля 1799 года островом Видо, где взял в плен французского генерала с несколькими офицерами и до 300 нижних чинов. Здесь Гамен проявил высшую степень благородства и человеколюбия, защитив неприятеля от своих же союзников-турок, которые бросились резать головы пленным и убитым. Укрыв их в середине русского отряда, он спас жизнь коменданта Видо и остальных пленных[2].

22 февраля он участвовал во взятии Корфу, а в мае в блокаде Анконы. Высадившись затем с небольшим русско-турецким отрядом в Италии, Гамен взял крепости Фано и Синигалия (1 июня), за что награждён орденом Святой Анны 2-й степени. Во время блокады русскими Генуэзских берегов он, соединясь с австрийцами, участвовал в занятии местечка Турили и отличился своей храбростью при взятии Квинто. По возвращении русского флота в Россию, Гамен 19 февраля 1802 года получил чин подполковника и был назначен командиром 6 флотского экипажа, а 14 сентября 1803 года произведен в полковники с назначением командиром 3-го морского полка. С этим полком он в 1805 году совершил поход в Ганновер[2].

В 1807 году он принимал участие в войне с Англией и Швецией, командуя войсками на острове Малом Рогге, с которого обстреливал английские и шведские военные суда, атаковавшие наши батареи. 6 января 1809 года Гамен получил алмазные знаки ордена Святой Анны 2-й степени, в мае 1811 года — орден Святого Владимира 4-й степени, а 11 ноября того же года был произведен в генерал-майоры[2].

Во время Отечественной войны 1812 года Гамен состоял в корпусе графа П. Х. Витгенштейна. С 6 июля он находился в Динабурге, наблюдая движение Макдональда, 15 отступил оттуда и, ведя ежедневные бои с неприятелем, затем присоединился к своему корпусу и 5 августа принял участие в битве при Полоцке, где командовал 14-й дивизией (центр), а 6 августа сражался с 10 часов утра до ночи, выдержал внезапное сильное нападение Сен-Сира и отступил при упорном сопротивлении. Получив две контузии, Гамен не оставил сражения, но после новых двух контузий в левый бок и в голову он был без сознания унесен солдатами с поля боя. За Полоцк Гамен был награждён орденом Святой Анны 1-й степени[2].

Когда начались наступательные действия графа Витгенштейна на Полоцк, Гамен, еще не совсем оправившись от ран, стал в ряды сражавшихся. На приступе к Полоцку 7 октября он опять был тяжело ранен пулей в живот, что и заставило его оставить театр военных действий[2]. За второе сражение при Полоцке он был 3 января 1813 года награждён орденом святого Георгия 3-й степени № 260

В ознаменование отличных подвигов мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 6-го и 7-го октября при Полоцке.

17 июля 1813 года Гамен был назначен состоять по армии, 15 октября того же года — начальником войск, остававшихся в Петербурге, из которых он сформировал гвардейскую и армейскую пехотные дивизии, а в сентябре 1814 года — бригадным командиром 23-й пехотной дивизии, 2 мая 1815 года — командующим 2-й резервной дивизией, 10 апреля 1816 года — состоящим по армии[2].

В 1819 году он был отпущен в отпуск за границу для лечения расстроенного ранами здоровья и по возвращении в Россию назначен 26 февраля 1820 года вторым комендантом Кронштадтской крепости. 1 января 1826 года Гамен получил чин генерал-лейтенанта и был назначен первым комендантом Кронштадтской крепости[2][3].

Он не оставлял службы, несмотря на то что от контузий в голову лишился зрения, желая дослужить сороковой год. 11 июня 1829 года Алексей Юрьевич Гамен скончался; в день его кончины исполнилось как раз 40 лет его службы. Он был похоронен в Мартышкине (ныне — часть города Ломоносова)[2].

Семья

Алексей Юрьевич Гамен был женат на Марии Христиановне Геринг (1783—1832) и имел 2-х сыновей и 2-х дочерей[2].

Напишите отзыв о статье "Гамен, Алексей Юрьевич"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 256, кат.№ 7966. — 360 с.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Гамен, Алексей Юрьевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.М., 1896—1918.
  3. Гамен, Алексей Юрьевич // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  4. </ol>

Ссылки

  • [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_g02.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 349-350.

Отрывок, характеризующий Гамен, Алексей Юрьевич

На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.