Гезениус, Вильгельм

Вильгельм Гезениус
Известные ученики:	Андреас Готтлиб Хофман

Вильгельм Гезениус (нем. Wilhelm Gesenius; 3 февраля 1786, Нордхаузен — 23 октября 1842, Галле) — немецкий востоковед, гебраист и исследователь Библии.

Биография

Вильгельм Гезениус родился в Нордхаузене. В 1803 году он стал студентом, изучающим философию и теологию, в Гельмштедтском университете, где его наиболее влиятельным преподавателем был Генрих Генке, но последнюю часть своего университетского курса он прослушал в Гёттингене, где ведущими педагогами в то время были Иоганн Готфрид Эйхгорн и Томас Кристиан Тушен. В 1806 году, вскоре после окончания университета, Гезениус стал репетентом и приват-доцентом в Гёттингене; Август Нендер был его первым учеником, которому он преподавал иврит. В 1810 году он стал экстраординарным профессором богословия, а в 1811 году — ординарным в Университете Галле, где, несмотря на многочисленные предложения о высоких должностях в другом месте, он провёл всю свою оставшуюся жизнь.

Генезиус преподавал практически беспрерывно на протяжении более чем тридцати лет. Перерывы были в 1813—1814 годах, который был вызван немецкой освободительной войной (война Шестой коалиции), в течение которой университет был закрыт; были ещё два перерыва, вызванные продолжительными научными путешествиями: сначала в 1820 году в Париж, Лондон и Оксфорд вместе с его коллегой Иоганном Карлом Тило (1794—1853) для изучения редких восточных рукописей, а в 1835 году — в Англию и Нидерланды в связи с его финикийскими исследованиями. Гезениус стал самым известным преподавателем иврита и учёным в области изучения и толкования Ветхого Завета в Германии: в поздние годы на его лекциях присутствовало около пятисот студентов.

В 1827 году, после ответа отказом на предложение занять место Эйхгорна в Гёттингене, Гезениус был назначен консисториалратом, но, кроме нападения, которому он вместе со своим другом и коллегой Юлием Вегшейдером подвергся в 1830 году со стороны Генгстенберга и его партии Evangelische Kirchenzeitung, по причине обвинений его в рационализме, его жизнь была небогата событиями.

Гезениус умер в Галле и был похоронен недалеко от университета. По традиции студенты-теологи в Галле клали камни на его могилу в знак уважения каждый год перед экзаменами.

Гезениус был более всего почитаем за то, что освободил семитскую филологию от оков богословской и религиозной предубеждённости, а также за открытие строго научного (и сравнительного) метода, который с его времён был внедрён в науку. Как экзегет он оказал большое влияние на богословские исследования. Написал большое количество работ по богословию и филологии, также доказал, что мальтийский язык не имел пунического происхождения.

Примечания

• Эта статья (раздел) содержит текст, взятый (переведённый) из одиннадцатого издания энциклопедии «Британника», перешедшего в общественное достояние.

Отрывок, характеризующий Гезениус, Вильгельм

– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!