Герман, Михаил Юрьевич
Поделись знанием:
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
| Михаил Юрьевич Герман | |
| Дата рождения: |
23 февраля 1933 (91 год) |
|---|---|
| Место рождения: |
Ленинград |
| Гражданство: |
СССР, Российская Федерация |
| Род деятельности: |
прозаик, историк искусства |
| Годы творчества: |
1959— настоящее время |
| Направление: |
искусство 18-20 веков, в частности, Франция. Современное искусство |
| Жанр: | |
| Язык произведений: |
русский, французский, английский |
| Дебют: |
Домье |
Михаил Юрьевич Герман (23 февраля 1933, Ленинград) — советский и российский писатель, историк искусства, доктор искусствоведения, профессор, член Международной ассоциации художественных критиков (AICA) и Международного Совета музеев (ICOM), член Международного ПЕН-клуба и Союза российских писателей, член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Международной Федерации Журналистов (IFJ). Ведущий научный сотрудник Русского музея.
Отец — Юрий Павлович Герман, мать — Людмила Владимировна (урождённая Рейслер), брат — (по отцу) Алексей Юрьевич Герман.
Жена — Чернова-Герман Наталия Викторовна.
В 1957 году окончил Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры.
Премии
- Царскосельская художественная премия (2007)[1][2]
- Премия «Невский проспект»[3]
- Премия правительства Санкт-Петербурга в категории «проза» за книгу «Неуловимый Париж».
Список произведений (избранные книги)
Михаил Герман — автор свыше 50 книг и многочисленных публикаций в печатных СМИ, посвященных проблемам истории и современного развития искусства.
- Герман М. Ю. Ю. Подляский. — Ленинград: Художник РСФСР, 1959. — 58 с. — 5000 экз.
- Герман М. Ю. Домье. — М.: Молодая гвардия, 1962. — 272 с. — (ЖЗЛ). — 115 000 экз.
- Герман М. Ю. Давид. — М.: Молодая гвардия, 1964. — 304 с. — (ЖЗЛ). — 115 000 экз.
- Герман М. Ю., Селецкий Б. П., Суздальский Ю. П. На семи холмах. — М.: Просвещение, 1965. — 390 с. — 25 000 экз.
- Герман М. Ю. Хогарт. — М.: Молодая гвардия, 1971. — 206 с. — (ЖЗЛ). — 100 000 экз.
- Герман М. Ю. Леонид Семёнович Хижинский. Гравюры на дереве. — Ленинград: Художник РСФСР, 1972. — 20 с. — 500 экз.
- Герман М. Ю. Антверпен. Гент. Брюгге. — Л.: Искусство, 1974. — 184 с. — (Города и музеи мира).
- Герман М. Ю. Уильям Хогарт и его время. — Л.: Искусство, 1977. — 226 с. — (Из истории мирового искусства). — 25 000 экз.
- Герман М. Ю. Антуан Ватто. — Л.: Искусство, 1980. — 232 с. — (Жизнь в искусстве). — 50 000 экз.
- Герман, М. Ю. Вселенная живописца // Евсей Евсеевич Моисеенко. Каталог выставки. — Л., Художник РСФСР, 1982.
- Герман М. Ю. Антуан Ватто. — 2-е изд. — Л.: Искусство, 1984. — 208 с. — 75 000 экз.
- Герман М. Ю. Сердцем слушая революцию... Искусство первых лет Октября. — СПб.: Аврора, 1985. — 240 с. — 17 000 экз.
- Герман, М. Ю. Евсей Моисеенко // Искусство Советского Союза. Альбом. — Л.: Аврора, 1985.
- Герман М. Ю. Михаил Врубель. Альбом. — СПб.: Аврора, 1989. — 264 с. — ISBN 5-7300-0016-2.
- Герман М.Ю. Оскар Рабин / Михаил Герман ; пер. на англ.: Т. Блюдо ; пер. на фр. яз.: Н. Амаргер. - Москва : Третья волна и др., 1992. - 166 с. - (Библиотека нового русского искусства ; вып.1).
- Герман М. Ю. Ханс Мемлинг. — СПб.: Искусство-СПБ, 1994. — 20 с. — (Библиотека любителя изящных искусств). — 5000 экз. — ISBN 5-210-01473-8.
- Андреева Е., Герман М. Ю., Карасик И. Н. Дар Петера и Ирэны Людвиг Русскому музею. — СПб.: Palace Editions, 1995. — 48 с. — ISBN 5-900872-01-7.
- Герман М. Ю. Альбер Марке. 1875-1947 гг. — СПб.: Паркстоун, 1996. — 158 с. — (Великие мастера живописи). — ISBN 1-85995-131-7.
- Герман М. Ю. Василий Кандинский. — СПб.: Паркстоун, 1999. — 160 с. — (Великие мастера живописи). — ISBN 1-85995-383-2.
- Герман М. Ю. Михаил Врубель. Альбом. — СПб.: Аврора, 2001. — 160 с. — (Из истории мирового искусства). — ISBN 5-7300-0694-2.
- Герман М. Ю., Гуревич Л. Я., Карасик И. Н. Пространство Стерлигова. — СПб.: П.Р.П., 2001. — 208 с. — (Авангард на Неве). — 2000 экз. — ISBN 5-901543-01-7.
- Школа Сидлина. — СПб.: П.Р.П., 2001. — 224 с. — (Авангард на Неве). — 2000 экз. — ISBN 5-901751-01-9.
- Герман М. Ю. Завен Аршакуни. — СПб.: П.Р.П., 2001. — 192 с. — (Авангард на Неве). — ISBN 5-901751-07-8.
- Герман М. Ю. Ватто. — М.: Терра — Книжный клуб, 2001. — 288 с. — (Мастера). — ISBN 5-275-00045-6.
- Герман М. Ю. Сложное прошедшее. — СПб.: Аврора-СПБ, 2002. — 752 с. — 3000 экз. — ISBN 5-210-01544-0.
- Евгений Михнов-Войтенко. — СПб.: П.Р.П., 2002. — 208 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 5-901751-08-6.
- Батурин А. Б., Герман М. Ю. Александр Батурин. — СПб.: П.Р.П., 2002. — 176 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 5-901751-11-6.
- Герман М. Ю., Кушнир И. А. Елена Фигурина. — СПб.: П.Р.П., 2003. — 200 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 5-901751-14-0.
- Герман М. Ю. Парижская школа. — М.: СЛОВО, 2003. — 272 с. — (Большая библиотека «СЛОВА»). — 7000 экз. — ISBN 5-85050-668-3.
- Андреева Е., Герман М. Ю., Постолова Н. Валентин Левитин. Жанна Бровина. — СПб.: П.Р.П., 2004. — 196 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 5-901751-19-11 (ошибоч.).
- Герман М. Ю. Импрессионисты: судьбы, искусство, время. — М.: СЛОВО, 2004. — 296 с. — (Большая библиотека «СЛОВА»). — 5000 экз. — ISBN 5-85050-831-7.
- Науч.рук. Е. Н. Петрова; Авт. ст. М. Герман, Н. Благодатов, А. Дмитренко. Алексей Штерн. Графика, живопись, скульптура: Каталог выставки (на рус. и англ.яз). — СПб.: Palace Editions, 2004. — 144 с.
- Герман М. Ю. Вячеслав Михайлов. Живопись. Рисунок. — СПб.: П.Р.П., 2005. — 208 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 5-901751-43-4.
- Герман М. Ю. В поисках Парижа, или Вечное возвращение. — СПб.: Искусство-СПБ, 2005. — 424 с. — 2000 экз. — ISBN 5-210-01593-9.
- Герман М. Ю. Рухин и искусство андеграунда // Минувших дней опальная чреда… — Изд-во им. Н. И. Новикова, 2005. — С. 24—28. — (Петербургские исторические записки). — 500 экз. — ISBN 5-87991-026-1.
- Герман М. Ю. Импрессионизм и русская живопись. — СПб.: Аврора, 2005. — 160 с. — 1500 экз. — ISBN 5-7300-0785-X.
- Герман М. Ю., Кушнир И. А. Глеб Богомолов. — СПб.: П.Р.П., 2007. — 224 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 978-5-901751-67-1.
- Герман М. Ю. Огюст Ренуар. Портрет актрисы Жанны Самари. — Арка, Государственный Эрмитаж, МИК, 2007. — 24 с. — (Тысяча и один шедевр). — ISBN 978-5-91208-013-5.
- Герман М. Ю., Жарких Ю. Юрий Жарких. — СПб.: П.Р.П., 2008. — 208 с. — (Авангард на Неве). — 1000 экз. — ISBN 978-5-901751-85-5.
- Герман М. Ю. Импрессионизм. Основоположники и последователи. — СПб.: Азбука-классика, 2008. — 528 с. — (Новая история искусства). — 7000 экз. — ISBN 978-5-395-00053-8.
- Герман М. Ю. Модернизм. Искусство первой половины XX века. — СПб.: Азбука-классика, 2008. — 480 с. — (Новая история искусства). — 7000 экз. — ISBN 978-5-91181-914-9.
- Герман М. Ю. Хаим Сутин. — М.: Искусство—XXI век, 2009. — 376 с. — (Художники русской эмиграции). — 1500 экз. — ISBN 978-5-98051-054-1.
- Герман М. Ю. Проза в 3-х томах.
Герман М. Ю. Пикассо // Петербургские искусствоведческие тетради. Вып. 16. СПб, 2009. С. 164—191[4].
- Герман М. Ю. Антуан Ватто. — М.: Искусство—XXI век, 2010. — 256 с. — (Роман-биография). — 2000 экз. — ISBN 978-5-98051-067-1.
- Герман М. Ю. Пикассо. Путь к триумфу. — М.: Искусство—XXI век, 2013. — 336 с. — 1500 экз. — ISBN 978-5-98051-116-6.
- Герман М. Ю. Об искусстве и искусствознании. -- СПб., Издательство им. Н. И. Новикова, 2014. -- 552 с., с ил. -- ISBN 978-5-87991-119-0.
- Герман М. Ю. В поисках Парижа или Вечное возвращение (новое, переработанное издание) -- СПб.,Азбука Аттикус. 2015
- Герман М. Ю. Парижские подробности - СПб., Азбука Аттикус. 2016.
- Герман М. Ю. Эдуар Мане. Между прошлым и будущим. М.: Искусство XXI век.2016.
Напишите отзыв о статье "Герман, Михаил Юрьевич"
Примечания
- ↑ Ефимова М. [www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10245475@SV_Articles Виргостан в Царском Селе] (рус.). Санкт-Петербургские ведомости (18 октября 2007). Проверено 24 сентября 2010. [www.webcitation.org/68YrRU2tG Архивировано из первоисточника 20 июня 2012].
- ↑ [petersburg.rfn.ru/rnews.html?id=34831&cid= В Пушкине вручили «Царскосельскую премию»] (рус.). ГТРК Санкт-Петербург (19 октября 2007). Проверено 24 сентября 2010. [www.webcitation.org/68YrSbpc5 Архивировано из первоисточника 20 июня 2012].
- ↑ Самойлов А. [www.novayagazeta.spb.ru/2009/40/7/ Лауреатов «Невского проспекта» назвали в Пушкинском Доме] (рус.). Новая газета. Проверено 24 сентября 2010. [www.webcitation.org/68YrWVwWw Архивировано из первоисточника 20 июня 2012].
- ↑ Петербургские искусствоведческие тетради. Вып. 16. СПб, 2009. С.164—191
|
Это заготовка статьи о писателе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Герман, Михаил Юрьевич
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
