Герцка, Теодор

Теодор Герцка
Фото 1896 года
Род деятельности:	Экономист, журналист, писатель-утопист
Дата рождения:	13 июля 1845(1845-07-13)
Место рождения:	Пешт
Подданство:	Австро-Венгрия Австро-Венгрия
Дата смерти:	22 октября 1924(1924-10-22) (79 лет)
Место смерти:	Висбаден

Те́одор Ге́рцка (нем. Theodor Hertzka, венг. Hertzka Tivadar, 1845—1924) — австро-венгерский экономист и публицист. Известен своим утопическим романом «Фриландия» (1890).

Биография

Родился в Пеште в консервативной еврейской семье. После окончания гимназии в родном городе поступил в Венский университет, затем перевёлся в Университет Лоранда-Этвёша. Удостоен докторской степени по экономике. С 1872 года работал в Вене в ежедневной газете Neuen Freien Presse, где постепенно занял пост редактора экономического отдела. С 1874 года стал сооснователем общества, объединявшего экономистов австрийской школы, опубликовал несколько монографий, посвящённых, главным образом, финансовой политике. Проявил себя мыслителем леволиберального толка. Он активно пропагандировал личную инициативу, общественную собственность и свободу торговли как главные факторы экономического роста, был противником биметаллизма и сторонником золотомонетного обращения. Его взгляды оказали воздействие на идеологию Евгения Дюринга и Франца Оппенгеймера. В 1879 году основал собственную газету Wiener Allgemeine Zeitung, в 1886—1899 годах был её главным редактором. С этого периода тесно общался с основателем сионистского движения Теодором Герцлем. Публикация романа «Фриландия» вызвала не только всплеск интереса к этой утопии (Герцка опубликовал в 1893 году его продолжение, в 1896 году вышло 10-е издание романа), но и большое число фриландских обществ в Германии и Австро-Венгрии, скандинавских странах. Однако после неудачной экспедиции в Восточную Африку для основания кооперативной колонии (1894 год, колония просуществовала всего 4 месяца), интерес к утопии Герцки пошёл на спад. Неудачей закончились и попытки основания колоний-кооперативов в Парагвае и штате Вашингтон (США). В 1899 году Герцка из Вены переехал в Будапешт, где с 1901 года был редактором журнала Magyar hirlap. В 1912 году опубликовал последнюю свою крупную работу «Проблема общества», в которой отошёл от прежних экономических взглядов и провозгласил первичную роль религии в перевоспитании человечества и обращении его энергии на высшие цели. После начала Первой Мировой войны переехал к своей дочери в Германию, где и скончался.

«Фриландия»

Роман Герцки написан сухим стилем и больше всего напоминает экономический трактат и план конкретных действий (последний подан в виде дневниковых записей главного героя). Текст разделён на три части, в первой описано основание международного общества Свободы, во второй описана Фриландия на пятом году своего существования, действие третьей части разворачивается на 25-м году от основания Фриландии. Основная сюжетная канва включает построение самоуправляемой колонии, основанной на кооперативных началах, на территории современной Кении. На 25-м году её существования на территории Фриландии мирно уживаются 26 миллионов белых колонистов и 15 миллионов местных жителей. Их самоуправляемое сообщество смогло даже отразить агрессию Эфиопии.

Главной идеей Герцки был запрет ренты и ростовщических процентов: земля и капитал должны предоставляться бесплатно конкурирующим предпринимателям. Работая за скромное вознаграждение, они будут избавлены от банкротства, однако никто не будет иметь в собственности ни земли, ни капитала, получая свою долю в общем капитале. Герцка-экономист считал, что низкий экономический рост объясняется тем, что рабочие получают слишком малый доход от производимого ими продукта. Предлагая отменить норму прибыли, но не отрицая принципа индивидуальной инициативы, он хотел добиться снижения цен.

Особое место во «Фриландии» занимают споры по женскому вопросу. Герцка хотел исключить женщин из всех сфер, где они могли бы соперничать с мужчинами, предоставив им единственную возможность — заниматься уходом за детьми, больными и престарелыми. В своей попытке соединить индивидуализм с социализмом, он, по собственным словам, опирался на Френсиса Бэкона, которого считал «самым ясным и трезвым из всех мыслителей, включая современных».

В финальной части романа протагонист Карл Штраль (которого исследователь У. Бах называет alter ego самого Герцки) излагает концепцию всемирной истории. В доисторическую эпоху человечество жило в тропиках, пребывая в райском равновесии с самими собой и окружающей средой. В процессе цивилизации человек научился использовать природные богатства в своих целях, и наступило отчуждение от природы. Большая часть человечества мигрировала на север — в умеренную климатическую зону; в условиях негостеприимной природы человечество вынуждено было её покорить. Построив Фриландию на самом высоком технологическом уровне, человечество вступает на путь искупления и воссоединения с природой.

Идеи Герцки оказали воздействие на идеологию Т. Герцля (написавшего роман «Обновлённая земля» о мирном сосуществовании евреев и арабов в Палестине), особенно важным элементом влияния была идея создания кооперативов, которые смогут примирить коллективизм и индивидуализм на основе высших духовных ценностей (кибуц). Также роман Герцки вышел почти одновременно с утопией Эдварда Беллами «Взгляд назад», его даже называли «Австрийским Беллами». Однако Герцль критиковал Герцку на том основании, что «Фриландия» решает вымышленные проблемы, тогда как создание еврейского государства является решением насущной задачи.

Труды

• Die Mängel des österreichischen Aktiengesetzentwurfs. Wien, 1875
• [archive.org/details/whrungundhandel00hertgoog Währung und Handel]. Wien, 1876
• Die Gesetze der Handelspolitik. Leipzig, 1880
• Die Gesetze der sozialen Entwickelung. Leipzig, 1886
• Das Personenporto. Wien, 1885
• [archive.org/details/freilandeinsocia00hert Freiland. Ein sociales Zukunftsbild], 1890
• Eine Reise nach Freiland. Leipzig, 1893
• Das soziale Problem, 1912

Литература

• Ulrich E. Bach, «Seeking Emptiness: Theodor Hertzka’s colonial utopia Freiland (1890)» 22.1 (2011) // Utopian Studies: Р. 74-90.
• [www.deutsche-biographie.de/sfz70133.html Neue Deutsche Biographie (NDB). Band 8, Duncker & Humblot, Berlin 1969, S. 718]
• [www.biographien.ac.at/oebl_2/294.pdf Österreichisches Biographisches Lexikon 1815—1950 (ÖBL). Band 2. Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, Wien 1959, S. 294]
• Джонстон У. [pawet.net/library/v_other/azdven/07/%D0%A7%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_5.html Австрийский Ренессанс. Часть 5. Венгерский культ иллюзии. Глава 25]. См. секцию «Теодор Герцка — утопический социалист 1890-х годов».

Отрывок, характеризующий Герцка, Теодор

Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.