Гетингер, Людвик Рох
| Людвик Рох Гетингер | |
| Ludwik Roch Gietyngier | |
| Рождение | |
|---|---|
| Смерть | |
| Почитается | |
| Беатифицирован | |
| В лике | |
| День памяти | |
| Подвижничество | |
Людвик Рох Гетингер (польск. Ludwik Roch Gietyngier , 16.08.1904 г., Польша — 30.11.1941 г., концентрационный лагерь Дахау) — блаженный Римско-Католической Церкви, священник, мученик. Входит в число 108 блаженных польских мучеников, беатифицированных Римским Папой Иоанном Павлом II во время его посещения Варшавы 13.06.1999 года.
Биография
После окончания Духовной семинарии в Кельцах. 25 июня 1927 года был рукоположен в священника, после чего обучался в Ягеллонском университете. С 1929 года преподавал в средних учебных заведениях в Ченстохове, одновременно занимаясь написанием докторской диссертации. С 1929—1934 гг. служил викарием прихода Святой Троицы и префектом средних школ в Бендзине.
После начала Второй мировой войны 6.10.1941 года Людвик Рох Гетингер был арестован немецкими оккупационными властями и 30 октября 1941 года отправлен в концентрационный лагерь Дахау, где погиб через месяц 30 ноября 1941 года.
Его концентрационный номер — 28288.
Прославление
13 июня 1999 года Людвик Рох Гетингер был беатифицирован Римским Папой Иоанном Павлом II вместе с другими польскими мучениками Второй мировой войны.
День памяти — 12 июня.
Источник
- Jan Związek, Błogosławiony ksiądz Ludwik Roch Gietyngier, Włocławek, Wydaw. Duszpasterstwa Rolników, 2001. ISBN 83-88743-48-1
Напишите отзыв о статье "Гетингер, Людвик Рох"
Отрывок, характеризующий Гетингер, Людвик Рох
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
