Гинцбург, Гораций Осипович

Гораций Осипович Гинцбург

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Барон Гора́ций О́сипович Ги́нцбург (1833, Звенигородка, Киевская губерния — 1909, Петербург) — в 1870-е и 1880-е годы один из богатейших людей Российской империи, действительный статский советник, купец первой гильдии, глава финансовой династии Гинцбургов. Ктитор Большой хоральной синагоги в Петербурге.

Биография

Его отец Евзель Гинцбург (1812—1878) сделал состояние, занимаясь торговлей и винными откупами. Перебравшись в столицу, он с сыновьями Горацием и Урием основал банкирский дом — «И. Е. Гинцбург» с филиалом в Париже.

Гораций Гинцбург с 1868 по 1872 год был гессенским консулом в Санкт-Петербурге. В 1871 году получил от великого герцога Гессенского Людвига III баронский титул (его отец Евзель Гавриилович получил такой титул позже). В 1874 году Александр II разрешил потомственное пользование этим титулом в России.

Г. О. Гинцбург в 1872 году явился одним из семи учредителей Сибирского торгового банка. В 1874 году выступил в числе совладельцев Березовского золотопромышленного дела вместе с полковником В. И. Асташевым, графом П. А. Шуваловым и являлся товарищем-распорядителем Березовского дела. Гинцбургам принадлежало 100 паев из 400 данного товарищества. Он также был активным участником Миасского золотопромышленного дела В. И. Асташева.

Кроме этого, Гинцбурги были в числе учредителей Киевского частного коммерческого банка, Одесского Учётного банка, владели Товариществом Могилянского свекло-сахарного завода, которому принадлежали сахарный завод и сельхозугодья в Подольской губернии.

В 1892 году банкирский дом Гинцбурга попал в полосу глубокого кризиса. Правительство отказалось поддержать оказавшийся в долгах банк и ввело в нём временную администрацию, Гинцбурги потеряли интерес к банковскому делу и переключились на золотодобычу. Гораций Гинцбург возглавил, а затем установил контроль над богатейшим Ленским золотопромышленным товариществом.

Гинцбург вёл широкую благотворительную деятельность, стоял у истоков и возглавлял ряд общественных организаций, направленных на улучшение положения евреев в Российской империи. В частности, возглавлял центральный комитет Еврейского колонизационного общества, который занимался организацией переселения малоимущих единоверцев за пределы Восточной Европы. Неоднократно ходатайствовал перед имперскими властями об отмене антисемитских законов.

В течение длительного времени (до 1892 года) был гласным Санкт-Петербургской городской думы.

Как фактический руководитель еврейской общины Петербурга барон Гинцбург внёс наибольший вклад в возведение Большой хоральной синагоги. По воспоминаниям современников, без него в конце XIX века не обходилась ни одна большая служба в синагоге:

И вдруг два господина в цилиндрах, прекрасно одетые, лоснящиеся богатством, с изящными движениями светских людей, прикасаются к тяжёлой книге, выходят из круга, и за всех, по доверенности, по поручению всех, совершают что-то почётное и самое главное. Кто это? - Барон Гинзбург. - А это? - Варшавский.

— О. Мандельштам. «Шум времени».

Семья

После Горация Осиповича семейное дело (около десятка крупных компаний, в основном горнодобывающих) продолжили его сыновья:

• Давид, статский советник, директор правления Компании цепного пароходства по реке Шексне, член правления Волжско-Каспийского нефтяного и торгового общества, Товарищества Могилянского свекло-сахарного завода;
• Марк, художник, умер молодым;
• Александр, отставной корнет, директор правлений: Ленского золотопромышленного товарищества, Компании цепного пароходства по реке Шексне, Акционерного общества «Платина», член правлений: Алтайского золотопромышленного товарищества, Товарищества Могилянского свекло-сахарного завода;
• Альфред,
• Владимир.

После ленского расстрела 1912 года всё правление Ленской золотопромышленной компании ушло в отставку.

По данным 1914 года, состояние семьи Гинцбургов оценивалось более чем в 25 млн рублей. Основные виды деятельности: торговля, банки, золотодобыча, сахарная промышленность.

См. также

• Список богатейших предпринимателей России (1914).

Ссылки

• Гинцбург, Гораций Осипович (Евзелевич) // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [www.ort.spb.ru/(Eng)/history/gunzburg.htm Биография]
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=353787 О.Будницкий «Ростовщики императорского дворца»]

Отрывок, характеризующий Гинцбург, Гораций Осипович

Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.