Главный мышелов
Поделись знанием:
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
Главный мышелов правительственной резиденции (англ. Chief Mouser to the Cabinet Office) — официальное звание, данное коту, официально проживающему в резиденции премьер-министра Великобритании на Даунинг-стрит, 10. Только двум котам — Хамфри и Ларри, этот титул был присвоен официально[1][2], а всех остальных котов так называют неофициально.
Подобная придворная должность кота, бывшего мышеловом и, одновременно с этим, придворным питомцем, существовала ещё во времена короля Генриха VIII.
С 3 июня 1929 года из британской казны стали выделять по 1 пенни в день на содержание кота в должности главного мышелова. В апреле 1932 года сумма содержания увеличилась до 1 шиллинга и 6 пенсов в неделю. Ныне главный мышелов обходится казне уже в 100 фунтов в год.
| Имя | Начал службу | Закончил службу | Премьер-министр(ы) | ссылки |
|---|---|---|---|---|
| Вексель (Treasury Bill) | 1924 | Рамсей Макдональд | [3] | |
| Питер (Peter) | 1929 | 1946 | Стэнли Болдуин, Рамсей Макдональд, Невилл Чемберлен, Уинстон Черчилль, Клемент Эттли | |
| Мюнхенский Мышелов (Munich Mouser) | 1937—1940 | 1943 | Невилл Чемберлен, Уинстон Черчилль | [4][5] |
| Нельсон (Nelson) | 1940-е | Уинстон Черчилль | [5][6] | |
| Питер II (Peter II) | 1946 | Клемент Эттли | ||
| Питер III (Peter III) | 1946 | 1964 | Клемент Эттли, Уинстон Черчилль, Энтони Иден, Гарольд Макмиллан, Александр Дуглас-Хьюм | |
| Петра (Petra) | 1964 | 1976 | Александр Дуглас-Хьюм, Гарольд Вильсон, Эдвард Хит | |
| Уилберфорс (Wilberforce) | 1970 | 1988 | Эдвард Хит, Гарольд Вильсон, Джеймс Каллаган, Маргарет Тэтчер | [7] |
| Хамфри (Humphrey) | 1989 | 1997 | Маргарет Тэтчер, Джон Мейджор, Тони Блэр | [8] |
| Сибил (Sybil) | 2007 | 2008 | Гордон Браун | [9][10] |
| Ларри (Larry) | 2011 | 16 сентября 2012 | Дэвид Кэмерон | [11][12] |
| Фрейа (Freya) | 16 сентября 2012 | 9 ноября 2014 | Дэвид Кэмерон | [11][12] |
| Ларри (Larry) | ноябрь 2014 | Дэвид Кэмерон | ||
Напишите отзыв о статье "Главный мышелов"
Примечания
- ↑ [www.number10.gov.uk/history-and-tour/larry-the-cat-chief-mouser-to-the-cabinet-office/ Larry the Cat Chief Mouser to the Cabinet Office — Number 10]
- ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/uk_news/politics/34455.stm Purr-fect ending fur Humphrey!], BBC News (25 November 1997). Проверено 30 октября 2011.
- ↑ Campbell, Mel. [www.crikey.com.au/2010/05/19/miaow-prime-minister-the-bureaucats-of-downing-street/ ‘Miaow, Prime Minister’: the bureaucats of Downing Street].
- ↑ Irving, David. Churchill's War Volume II: Triumph in Adversity. — Focal Point Publications, 2001. — P. 833. — ISBN 1-872-19715-9.
- ↑ 1 2 (Spring 2001) «Riddles, Mysteries, Enigmas». Finest Hour (The Churchill Centre) (110).
- ↑ (Winter 2000–2001) «Riddles, Mysteries, Enigmas». Finest Hour (The Churchill Centre) (109).
- ↑ Merrick, Jane. [www.dailymail.co.uk/pages/live/articles/news/news.html?in_article_id=481206&in_page_id=1770&ito=1490 Ten years after the Humphrey hoo-ha, a cat returns to Downing Street], The Daily Mail, Associated Newspapers (11 September 2007). Проверено 12 марта 2008.
- ↑ [www.cabinetoffice.gov.uk/upload/assets/www.cabinetoffice.gov.uk/foi/humphrey_cat.pdf Humphrey the Cat] (PDF). HM Government. Cabinet Office. Проверено 12 марта 2008. [www.webcitation.org/69wE8HchH Архивировано из первоисточника 15 августа 2012].
- ↑ [www.pm.gov.uk/output/Page13158.asp Morning press briefing from 11 September 2007]. 10 Downing Street(недоступная ссылка — история). HM Government (11 September 2007). Проверено 12 марта 2008. [web.archive.org/20080104114933/www.pm.gov.uk/output/Page13158.asp Архивировано из первоисточника 4 января 2008].
- ↑ [www.pm.gov.uk/output/Page13147.asp Number 10 welcomes new resident]. 10 Downing Street(недоступная ссылка — история). HM Government (11 September 2007). Проверено 12 марта 2008.
- ↑ 1 2 [lenta.ru/news/2012/09/18/larry/ Lenta.ru: Из жизни: Кота Ларри уволили с поста главного британского крысолова]
- ↑ 1 2 [www.dailymail.co.uk/news/article-2204009/Larry-Downing-Street-cat-sacked-Number-10s-chief-mouse-catcher-chillaxing-job.html Larry the Downing Street cat sacked as Number 10’s chief mouse catcher after chillaxing too much on the job | Mail Online]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Главный мышелов
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
