Голландский угол

Голландский угол (также немецкий угол) — термин для обозначения специфического приёма фотографии или кино. Этот приём часто используется для того, чтобы показать душевные волнения или напряжённое состояние героя. Голландский угол получается, когда камера смотрит на героя снизу вверх, при этом горизонт должен быть завален набок. Большинство кадров, снятые с голландского угла, статичные. В движении камера может вращаться, идти вслед за актёром или двигаться по диагональной линии, заданной режиссёром или оператором. Кадры с «голландским углом» обычно монтируются так, чтобы наклон по горизонтали чередовался. Например, сначала наклон влево, потом — вправо и т. д.

Такой ракурс часто использовался в фильмах немецкого экспрессионизма для выражения безумия, беспокойства, необычности и дезориентации. Считается, что отсюда произошло название приёма. В английском языке слово Deutsch (немецкий) часто путается со словом Dutch (голландский), которое имеет похожее происхождение и звучание.

Ветераны немецкого экспрессионизма, перебравшиеся в Голливуд, широко использовали съёмку с острого угла в фильмах ужасов и фильмах-нуар. Это один из наиболее распространённых стилистических приёмов нуаровой эстетики. К примеру, в нуаре 1949 года «Третий человек» широко использовались кадры, снятые под голландским углом, чтобы подчеркнуть отчуждение главного героя перед всем тем, что его окружало в другой стране.

Устройство Dutch head

Большинство панорамных головок киносъёмочных штативов не позволяют наклонять кадр относительно горизонта. Поэтому для получения таких кадров используется специальное устройство Dutch Head, устанавливаемое между камерой и штативной головкой. Большинство таких устройств позволяет осуществлять плавную регулировку наклона камеры и даже изменять его в процессе съёмки.

Литература

• М. Ю. Малкин [ttk.625-net.ru/files/605/531/h_e50cf4f0cabebd7695804c7b59bf0b8a Штативы и головки] (рус.) // «Техника и технологии кино» : журнал. — 2008. — № 1.

Отрывок, характеризующий Голландский угол

– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.