Гринберг, Григорий Лазаревич

Григо́рий Ла́заревич Гри́нберг (3 июня 1929, Кишинёв, Бессарабия — 2013, Хайфа) — молдавский советский спортсмен и тренер (футбол, настольный теннис), педагог-методист.

Четырёхкратный чемпион СССР в одиночном (1957), парном (с Геннадием Авериным, 1960) и смешанном (1958) разрядах; бронзовый призёр в 1954 и 1956 годах (в паре с Ф. Душкесасом). 34-кратный чемпион Молдавии (1945—1979) и чемпион СНГ среди ветеранов (1992). Первый в Молдавии мастер спорта (1953) и почётный мастер спорта по настольному теннису. Выступал в составе первой советской сборной команды по настольному теннису (1954—1964).

Биография

Из спортивной семьи — все старшие братья стали спортсменами: Моня (с 1936 года в подмандатной Палестине) был чемпионом ишува по шахматам; Мортхе (известный как Мара Гринберг) два года подряд (1934, 1935) признавался лучшим нападающим футбольной команды «Маккаби» (Бессарабия), а с 1936 года играл в футбольных клубах Бразилии; Исаак стал победителем первого советского чемпионата Кишинёва по шахматам в 1940 году (и погиб на фронте во время Великой Отечественной войны). Отец, Лейзер Гринберг, умер, когда младшему сыну было четыре года.

В 1951 году окончил Молдавский республиканский техникум физической культуры, в 1953 году — исторический факультет Кишинёвского педагогического института им. И. Крянгэ (1953). С 1946 года был нападающим сборной Молдавии по футболу, выступал за «Динамо» (Кишинёв), в составе которогo стал победителем Кубка Молдавии; с 1949 года — многократный чемпион Кишинёва по настольному теннису, 20-кратный чемпион Центрального совета ДСО «Локомотив». С 1950 года на протяжении десятилетия входил в десятку сильнейших игроков страны (тогда выступал за общество «Буревестник»). В 1951 году стал бронзовым призёром первого Всесоюзного турнира по настольному теннису. В паре с С. Куньшиной занял третье место на II Спартакиаде народов СССР (1959).

На протяжении десятилетий был главным тренером по настольному теннису общества «Локомотив» и старшим тренером отделения настольного тенниса ДЮСШ № 1 Молдавской железной дороги в Кишинёве. С 1996 года в Израиле.

Автор пособий «Настольный теннис: техника, тактика, методика обучения» (Лумина: Кишинёв, 1973) и «Настольный теннис в школе: Пособие для учителей» (Лумина: Кишинёв, 1988). Оставил воспоминания о становлении настольного тенниса в Молдавии.

Первый открытый республиканский турнир памяти Григория Гринберга был проведён федерацией настольного тенниса Молдовы в 2014 году. Среди воспитанников Г. Л. Гринберга — чемпионы Молдавии Лидия Гринберг, Наталья Ремезова, Елена Сергеева, Александр Босляков и Владимир Семипядный, мастера спорта Александр Бабаков, Юрий Терзи, Зиновий Павло и Семён Фридман.

Книги

• Г. Л. Гринберг, В. А. Одинец. Спортсмены Молдавии на международной арене. Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1972. — 109 с.
• Г. Л. Гринберг. Настольный теннис: техника, тактика, методика обучения. Под редакцией заслуженного тренера МССР И. С. Московича. Кишинёв: Лумина, 1973. — 95 с.
• Г. Л. Гринберг. Настольный теннис в школе: Пособие для учителей. Кишинёв: Лумина, 1988. — 120 с.
• G. L. Grinberg. Tenisul de masă în şcoală (на молдавском языке). Кишинёв: Лумина, 1988. — 122 с.

Семья

• Жена — Валерия Андреевна Гринберг.
  • Дочь — Лидия Гринберг, многократная чемпионка Молдавии по настольному теннису, тренер.
  • Сын — Владимир Гринберг, мастер спорта по настольному теннису.

Отрывок, характеризующий Гринберг, Григорий Лазаревич

Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.