Гёртин, Томас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гёртин, Томас

Портрет Томаса Гёртина кисти Генри Эдриджа
Имя при рождении:

Thomas Girtin

Дата рождения:

18 февраля 1775(1775-02-18)

Место рождения:

Саутуарк (Лондон)

Дата смерти:

9 ноября 1802(1802-11-09) (27 лет)

Место смерти:

Лондон

Подданство:

Великобритания Великобритания

Работы на Викискладе

Томас Гёртин (англ. Thomas Girtin; 18 февраля 17759 ноября 1802) — английский художник, один из основоположников национальной школы акварели.





Биография

Потомок (по отцу) бежавших из Франции гугенотов. Учился, как и Тёрнер, у Томаса Молтона, а также Эдуарда Дэйеса. Вместе с Тёрнером, с которым Гёртин был в дружеских отношениях, зарабатывал раскрашиванием старинных гравюр. С 1794 г. работы Гёртина выставлялись в Королевской академии художеств. Зарисовки пейзажей и архитектурных сооружений работы Гёртина быстро получили признание. Он предпринял несколько поездок по различным регионам Англии, а на рубеже 18011802 годов провёл почти полгода в Париже, оставив серию акварелей и карандашных рисунков, которые он по возвращении в Лондон перевёл в гравюры, составившиеся сборник «Двадцать видов Парижа и его окрестностей» (англ. Twenty Views in Paris and its Environs). Умер у себя в студии за мольбертом (предположительно от туберкулёза).

Творчество

Ранние работы Гёртина традиционны для английской школы пейзажных зарисовок, однако постепенно он разработал более масштабный стиль романтического пейзажа.

Напишите отзыв о статье "Гёртин, Томас"

Литература

  • Thomas Girtin: the art of watercolour. London: Tate, 2002.

Примечания

Ссылки

  • [www.artandarchitecture.org.uk/search/results.html?_creators=ULAN5903&display=Girtin%2C+Thomas Работы on line]

Отрывок, характеризующий Гёртин, Томас

Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.