Гёр, Вальтер

Вальтер Гёр (нем. Walter Goehr; 28 мая 1903, Берлин — 4 декабря 1960, Шеффилд) — немецко-британский дирижёр и композитор еврейского происхождения. Отец композитора Александра Гёра.

Учился у Эрнста Кшенека, затем в 1925—1928 гг. у Арнольда Шёнберга. С 1925 г. работал дирижёром на Берлинском радио, однако в 1932 г. в связи с усиливающимся давлением на музыкантов еврейского происхождения оставил эту должность и эмигрировал в Великобританию, где занял первоначально должность музыкального руководителя Gramophone Company (будущей EMI). В 1945—1948 гг. возглавлял один из оркестров BBC. Много работал с современной музыкой, в том числе с произведениями Бенджамина Бриттена и Майкла Типпета (Гёр, в частности, дирижировал премьерой оратории Типпета «Дитя нашего времени»). В 1936 г. осуществил с Лондонским филармоническим оркестром первую запись Симфонии Жоржа Бизе. Среди учеников Гёра была Анджела Морли.

Умер в шеффилдской ратуше сразу после концерта, в котором дирижировал ораторией Генделя «Мессия».

Из композиторского наследия Гёра наибольшим успехом пользовалась радиоопера «Мальпопита». Ему принадлежат также симфонические и камерные сочинения, аранжировки (в частности, «Картинки с выставки» Мусоргского для фортепиано с оркестром), редакции (в том числе «Коронации Поппеи» Монтеверди).

Отрывок, характеризующий Гёр, Вальтер

– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.