Давыдычев, Лев Иванович
Поделись знанием:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
| Лев Иванович Давыдычев | ||||
 | ||||
| Дата рождения: | ||||
|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | ||||
| Дата смерти: | ||||
| Место смерти: | ||||
| Гражданство: | ||||
| Род деятельности: |
прозаик | |||
| Жанр: |
детская литература | |||
| Награды: |
| |||
Лев Иванович Давыдычев (1 января 1927, Соликамск — 24 ноября 1988, Пермь) — советский детский писатель.
Содержание
Биография
С 1939 года жил в Перми. В 1941–1945 годах учился в Пермском нефтяном техникуме.
В 1946–1952 годах заочно учился на историко-философском факультете Пермского университета.
Работал на Краснокамском нефтепромысле, затем в газетах и Пермском книжном издательстве.
Неоднократно был избран ответственным секретарём Пермской областной писательской организации. Был членом правления Союза писателей РСФСР. Член Союза писателей СССР с 1956 года.
За литературные достижения в 1971 году был награждён медалью «За доблестный труд в ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» и орденом «Знак Почёта», в 1977 году — Почётной грамотой Президиума Верховного Совета РСФСР. В 1985 году присвоено почётное звание «Заслуженный работник культуры РСФСР».
Библиография
- Бутылочка нефти. Рассказ. (1952)
- Волшебник дачного посёлка. Сб. рассказов. (1952)
- Горячие сердца. Повесть. Молотов, 1953
- У звонких ручьев. Сб. рассказов. (1953)
- Как медведь кашу ел. Сказка. (1954)
- Трудная любовь. Повесть. (1955)
- Друзья мои — приятели, или Повесть о том, как жили ребята в Нижних Петухах. Повесть. (Пермь,1957)
- Почему плакала девочка: Три тетради рассказов. М., Советский писатель, 1959
- Чужой чемодан. Сб. рассказов. (1959)
- Мой знакомый воробей. Сказка. (1960)
- Гул дальних поездов: Пять тетрадей рассказов. (1961)
- Многотрудная, полная невзгод и опасностей жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника. Пермь, 1962
- Лёлишна из третьего подъезда. Повесть. (1963)
- Старик и его самая большая любовь. Сб. рассказов. (1965)
- Душа не на своем месте: Семь тетрадей рассказов. Сб. рассказов. (Пермь, 1965)
- Руки вверх! или Враг № 1. Роман. (1969)
- Случайный спутник. Повесть. (1975)
- Друзья мои, приятели. Роман и повести. Пермь, 1976
- Самое длинное мгновение. Сб. рассказов. М., Современник, 1977
- Дядя Коля — поп Попов — жить не может без футбола. Повесть.(1979)
- Эта милая Людмила. Роман. (1980)
- Чумазый Федотик. Сб. рассказов. Пермь, 1983
- Самое длинное мгновение. Пермь, 1988
- Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство. Роман для детей.
- О мышке с золотым хвостиком… Сказка
- Капризный Вася и послушный пёс Атос. Рассказ.
- Дочь революции. Рассказ.
- Генерал Шито-Крыто.
Экранизации
- Три с половиной дня из жизни Ивана Семёнова — второклассника и второгодника (фильм) — 1966 г.
- Цирк у меня дома (фильм) — 1978 г.
- Руки вверх! (фильм) — 1982 г.
Театральные постановки
- «Страсти по Ивану Семёнову», опера Дмитрия Батина, Пермский театр «Орфей» — 2007 г.
Мультфильмы
- Жизнь и страдания Ивана Семёнова — 1964 г.
- Приключения Чипа — 1979 г.
- Петькины трюки (по книге «Лёлишна из третьего подъезда») — 1980 г.
Источники и ссылки
- [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/prosa_oratio.pdf#14 Гашева Н. Круг света (Лев Давыдычев)] // Prosa oratio. Страницы биографий писателей — выпускников филологического факультета Пермского университета / сост. Н. Е. Васильева; отв. за вып. Б. В. Кондаков; Перм. гос. нац. исслед. ун-т. Пермь, 2014. 319 с. С. 14–25.
- [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1805328418&viewMode=B_1803401805&link=1 Давыдычев Лев Иванович] // Энциклопедия "Пермский край".
- [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1803793537&viewMode=B_1803401803&link=1 Давыдычев Лев Иванович, прозаик, детский писатель] // Энциклопедия "Пермский край".
- [liter.perm.ru/reg_davyd.htm ПермЛитЦентр: Лев Давыдычев].
Напишите отзыв о статье "Давыдычев, Лев Иванович"
Отрывок, характеризующий Давыдычев, Лев Иванович
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
Категории:
- Родившиеся 1 января
- Родившиеся в 1927 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Соликамске
- Умершие 24 ноября
- Умершие в 1988 году
- Умершие в Перми
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Заслуженные работники культуры РСФСР
- Писатели по алфавиту
- Писатели России XX века
- Писатели Перми
- Выпускники Пермского государственного университета
- Выпускники историко-филологического факультета Пермского государственного университета
- Персоналии:Филологи Пермского государственного университета
