Двадцать взглядов на младенца Иисуса

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Vingt Regards sur l’Enfant Jésus» («Двадцать взглядов на младенца Иисуса») — одно из самых известных и исполняемых сочинений Оливье Мессиана. Оно было создано в Париже, в 1944 году для пианистки Ивонны Лорио — ученицы Мессиана, ставшей впоследствии его второй женой, — и впервые исполнено ею 26 марта 1945 года в Париже, уже освобождённом от германской оккупации.

Каждая часть цикла представляет собой в буквальном смысле медитацию на католическую богословскую тему, в то же время чередование образов тщательно продумано и драматически верно выстроено: безмятежное спокойствие сменяется неистовством, томление — суровостью, та, в свою очередь, улыбкой. Композитор предпосылает изданию цикла предисловие, где кратко, но ёмко характеризует содержание каждой пьесы, а также (в некоторых случаях) особенности её структуры и используемые композиционные методы.

Мессиан отмечает, что на его произведение повлияли тексты святых Фомы Аквинского, Иоанна Креста и Терезы из Лизье. Несмотря на всю сложность и многоликость «Двадцати взглядов», это произведение вырастает из очень простого «строительного материала» — всего нескольких тем, которые, повторяясь и развиваясь на протяжении цикла, играют роль лейтмотивов.

Полную версию сочинения записали Антон Батагов, Ивонн Лорио, Эугениуш Кнапик, Хокон Эустбё, Стивен Осборн, Пьер-Лоран Эмар и др. пианисты.

Напишите отзыв о статье "Двадцать взглядов на младенца Иисуса"



Ссылки

  • [www.hyperion-records.co.uk/al.asp?al=CDA67351/2 Nigel Simeone. Vingt Regards sur l’Enfant-Jésus]: Program notes // Hyperion Records  (англ.)

Отрывок, характеризующий Двадцать взглядов на младенца Иисуса

Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.