Особняк Спиридонова

Памятник
Особняк Спиридонова
Страна	Россия
Архитектор	А. Н. Померанцев, И. С. Китнер, В. Ф. Свиньин
Строительство	1895—1896 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7810683000
Состояние	Реставрации особняка проводились в 1965, 1983—1984 и 2004—2005 годах.

Особняк Спиридонова — здание в Санкт-Петербурге по адресу Фурштатская улица, дом № 58, построенное в 1895—1896 годах по заказу коллежского советника Николая Спиридонова архитекторами Александром Померанцевым, Иеронимом Китнером и Василием Свиньиным. С осени 1965 года здесь располагается Дворец торжественной регистрации рождений «Малютка».

Особняк Спиридонова

В конце XIX века на этом месте на Фурштатской улице находились деревянный одноэтажный дом с хозяйственными службами и небольшой сад. В 1894 году участок был куплен коллежским советником Николаем Спиридоновым. Существующая скромная постройка не соответствовала уже достаточно престижному в то время району Петербурга, да и самому новому хозяину хотелось иметь аристократический особняк, который бы не выпадал из ряда соседних домов. Особняк был построен в 1895—1896 годах архитекторами Александр Померанцевым, Иероним Китнером и Василий Свиньиным.

Фасад, выполненный в стиле эклектики с элементами немецкого классицизма, ренессанса и барокко, выглядит пышно, но при этом строго симметричен. Центральный ризалит украшает широкий балкон, поддерживаемый фигурами атлантов.

Планировка

Особняк имеет мастерски продуманную планировку дворцового типа. Парадные гостиные с Танцевальным залом в центре располагаются вокруг объёма главной лестницы. Благодаря двум особым узловым переходам, примыкающим к углам лестничного объёма, весь особняк просматривается насквозь. На втором этаже — традиционная для богатого дома анфилада парадных помещений. В их оформлении применены декоративные элементы основных исторических стилей: роскошный ренессанс, высокий классицизм, изящное рококо и живописный мавританский стиль. Отделка мрамором, наборные паркеты, живопись, зеркала, изразцы и богатая лепка отличаются высокой декоративностью.

Широкая беломраморная лестница ведет со второго этажа на первый, где находились спальни, детские, гардеробные и ванные. Подвальный этаж использовался в хозяйственных целях.

После революции

Семья Спиридоновых владела домом до 1916 года когда он был продан купцу первой гильдии И. А. Меликову. Сразу после октябрьской революции он был национализирован и в особняке разместился детский дом. С середины 1920-х годов и почти до самой войны здесь располагался институт, готовивший зубных техников, в 1956—1965 годах — ленинградское отделение Всероссийского общества культурных связей с зарубежными странами.

Дворец «Малютка»

5 ноября 1965 года в здании открылся особый отдел ленинградского ЗАГСа, предназначенный для проведения церемоний торжественной регистрации рождения — Дворец «Малютка». Его первой заведующей стала Нина Степановна Бескаравайная. Дворец «Малютка», являющийся единственным заведением подобного рода в России, стал методическим центром не только для отделов ЗАГС Санкт-Петербурга, но и для всей страны. Здесь сложилась особая школа ведения церемоний, в 1988 году во Дворце регистрировали пятимиллионного жителя Ленинграда — Павла Русакова.

В свободное от регистраций время во Дворце проходят вечера классической музыки, небольшие детские праздники и представления. 1 июня ежегодно проводятся праздничные мероприятия, посвящённые Международному дню защиты детей.

В кинематографе

В фильме «Судьба резидента» дом фигурирует в качестве бывшей резиденции «графов Тульевых». В момент посещения улицы Петра Лаврова героями фильма Михаилом Тульевым и Павлом Синицыным на фасаде отчетливо видна вывеска «Малютка».

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Особняк Спиридонова
• [tvkultura.ru/video/show/brand_id/23834/episode_id/361620/video_id/361620/viewtype/picture «Зодчий Александр Померанцев»], фильм о строительстве особняка Спиридонова из цикла «Красуйся, град Петров!»

Отрывок, характеризующий Особняк Спиридонова

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.