Фурштатская улица
Поделись знанием:
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
| Фурштатская улица Санкт-Петербург | ||
| Общая информация | ||
|---|---|---|
| Район города | Центральный | |
| Прежние названия | 3-я Артиллерийская улица, улица Петра Лаврова | |
| Протяжённость | 1110 м | |
| Ближайшие станции метро |  Чернышевская
| |
| Почтовый индекс | 191028, 191123, 191194 | |
| Номера телефонов | +7(812)27X-XX-XX | |
 Вид в сторону Литейного проспекта | ||
| [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=500&size=1&scale=10&mapX=3379154&mapY=8350543&act=5&slices=1&distance=3378447,8350524;3380539,8350505&tool=zoom_in на карте Яндекс] | ||
 Фурштатская улица на Викискладе
| ||
Фуршта́тская у́лица (с 1991 и c 1806 по 1923; c 1923 по 1991 год — улица Петра Лаврова; до 1806 — 3-я Артиллерийская улица) — улица в центре Санкт-Петербурга, проходящая от Литейного проспекта до Потёмкинской улицы. Нумерация домов ведётся от Литейного проспекта.
Содержание
История и достопримечательности
Улица была проложена в XVIII веке около Литейного двора и названа 3-й Артиллерийской. В 1806 году она была переименована в Фурштатскую по фурштату (то есть обозу) лейбгвардейского Преображенского полка, который размещался в доме 21. В 1923 году улица вновь была переименована и стала называться улицей Петра Лаврова в память об П. Л. Лаврове, а в 1991 году ей было возвращено прежнее название Фурштатская.
Дома вдоль Фурштатской улицы
В конце XIX — начале XX века Фурштатская улица застраивалась особняками знати и доходными домами.
- Дом 1 (особняк княгини Варвары Долгоруковой) построен в 40-х годах девятнадцатого века в стиле позднего классицизма по проекту архитектора А. Низовцева. В начале XX века здесь бывал едва ли не весь сановный Петербург. На официальных приемах статского советника Любимова присутствовал даже Российский император Николай II. В прекрасных интерьерах дворца устраивались литературные вечера, которые часто посещал знаменитый русский писатель А. И. Куприн. В мае 1998 года особняк впервые открылся как клуб «Олимпия».
- Дом 3 — изначально жилой дом был построен по проекту архитектора Д. Е. Ефимова[1], перестроен для особняка П. П. Мельникова в 1870—1873 годах по проекту архитектора В. Ф. фон Геккера
- Дом 13 — доходный дом. Надстройка и расширение 1847 и 1851 года — К. И. Брандт. Перестроен.
- Дом 16 — доходный дом, построенный в 1836 году по проекту В. Е. Моргана. Перестроен.
- Дом 20 — доходный дом Н. Н. Зайцевой, построенный в 1876 году по проекту И. С. Богомолова. Здесь был возведён один из первых висячих садов в домах такого типа. Здание стоит на месте дома Алымовой, где с мая до осени 1832 года снимал квартиру А. С. Пушкин[2]
- Дом 24, бывший особняк князя В. С. Кочубея, возведён в 1908—1910 годах архитектором Р. Ф. Мельцером в стиле модерн.
- Среди домов первой половины XIX века сохранился дом 26 — съезжий дом Литейной части.
- В доме 27 (дом купца А. Г. Елисеева) в 1878—1885 годах жил известный юрист и писатель А. Ф. Кони, в доме 14 — председатель Совета Министров Российской империи И. Л. Горемыкин, домах 62 и 50 — П. Л. Лавров.
- Дом 39 (левая часть) — особняк Ф. И. Горянского. Построен в 1857—1858 годах А. Я. Андреевым. Позже здание было надстроено и расширено. В 1975 году в нём было открыто Генеральное консульство ФРГ в Ленинграде, ныне Генеральное консульство Германии.
- Дом 41 — доходный дом, построенный в 1840—1842 годах проекту В. Е. Моргана.
- Дом 44 — особняк А. И. Андреевой. Построен в 1843 году по проекту А. Я. Андреева. Включён в существующее здание. В доме с 1946-го по 1979 год проживал советский актёр А. М. Смирнов.
- Дом 50 — здание Общины сестёр милосердия. В квартире № 8 с 1889 года жил и в 1895 умер писатель Н. С. Лесков.
- Дом 52, бывший особняк К. А. Варгунина, был построен в 1896—1899 годах по проекту архитектора А. И. фон Гогена. Теперь в нём размещается Дворец бракосочетания № 2.
- Дом 58 — бывший особняк Н. В. Спиридонова, был построен в 1895—1896 годах архитектором А. Н. Померанцевым при участии И. С. Китнера (построившего правую часть особняка — зимний сад[3]) в стиле эклектики. Теперь в нём располагается Дворец «Малютка». К нему примыкает доходный дом Н. В. Спиридонова (дом 60), построенный в 1904 году архитектором В. И. Шёне[4].
Список объектов городской среды
| Список объектов от начала до проспекта Чернышевского | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Номер дома | Описание | Архитектор | Постройка | Иллюстрация | Координаты |
| До № 1 | Литейный проспект | ||||
| № 3 | Жилой дом | Д. Е. Ефимов | 
|
||
| Особняк П. П. Мельникова | В. Ф. фон Геккер (перестройка) | 1870—1873 | |||
| № 10—12, напротив № 7 | Друскеникский переулок | ||||
| № 9 | Комплекс зданий лютеранского прихода церкви Святой Анны | ||||
| Кирочная улица, 8 | Деревянная лютеранская церковь Святой Анны на территории Петропавловской крепости | Р. В. Брюс | 1704 (возможно 1705) |
|
59°56′41″ с. ш. 30°21′07″ в. д. / 59.94472° с. ш. 30.35194° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94472&mlon=30.35194&zoom=18 (O)] (Я) |
| Перенос здания с территории Петропавловской крепости к Мытному двору на Городовой остров, и на современное место | Первый перенос 1710 (возможно 1720), второй — 1720-е | ||||
| Мазанковая лютеранская церковь Святой Анны | П. М. Еропкин | 3 мая 1735 — 26 октября 1740 | |||
| Каменная лютеранская церковь Святой Анны | Ю. М. Фельтен | 20 июля 1775 — 24 октября 1779 | |||
| Кинотеатр «Спартак» | А. И. Гегелло и Л. С. Косвен | Закрытие 1935, переделка 1939 | |||
| Саморазрушение | Пожар 6 декабря 2002, доведение до разрушения (2002—2008) | ||||
| № 9 | Доходный дом лютеранской церкви Святой Анны | Алексей Бубырь и Лев Ильин | 1902 |
|
59°56′42″ с. ш. 30°21′10″ в. д. / 59.94500° с. ш. 30.35278° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94500&mlon=30.35278&zoom=18 (O)] (Я) |
| № 14 | Жил председатель Совета Министров Российской империи И. Л. Горемыкин, |
|
|||
| № 16 | Доходный дом, перестроен | В. Е. Морган | 1836 |
|
|
| № 13 | Надстройка и расширение доходного дома, перестроен | К. И. Брандт | 1847 и 1851 |
|
59°56′41″ с. ш. 30°21′14″ в. д. / 59.94472° с. ш. 30.35389° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94472&mlon=30.35389&zoom=18 (O)] (Я) |
| Перестройка под нужды Консульства США | |||||
| № 24 | Особняк князя В. С. Кочубея в стиле модерн | Р. Ф. Мельцер | 1908—1910 |
|
|
| № 26 | Съезжий дом Литейной части | Первая половина XIX века |
|
||
| № 27 | Дом купца А. Г. Елисеева, в нём жил известный юрист и писатель А. Ф. Кони | 1878—1885 |
|
||
| Список объектов от проспекта Чернышевского до | |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Номер дома | Описание | Архитектор | Постройка | Иллюстрация | Координаты |
| № 27—29, № 36—38 | проспект Чернышевского | ||||
| № 38 | Хлебозавод «Арнаут» |
|
59°56′43″ с. ш. 30°21′35″ в. д. / 59.94528° с. ш. 30.35972° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94528&mlon=30.35972&zoom=18 (O)] (Я) | ||
| № 29 А | Здесь был расположен артиллерийский госпиталь. Главным врачом в нём был Н. Ф. Арендт | 1820—1826 |
|
59°56′40″ с. ш. 30°21′38″ в. д. / 59.94444° с. ш. 30.36056° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94444&mlon=30.36056&zoom=18 (O)] (Я) | |
| № 29—31, напротив № 42 | Мелитопольский переулок | ||||
| № 44 | Особняк А. И. Андреевой (включён в существующее здание) | 1843 | А. Я. Андреев |
|
|
| № 50 | Жил русский социолог, философ и публицист П. Л. Лавров |
|
|||
| № 52 | Особняк К. А. Варгунина | 1896—1899 | А. И. фон Гоген |
|
59°56′43″ с. ш. 30°21′53″ в. д. / 59.94528° с. ш. 30.36472° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94528&mlon=30.36472&zoom=18 (O)] (Я) |
| Дворец бракосочетания № 2 | С середины XX века | ||||
| Около № 39 | Статуя Медведа | Начало XXI века |
|
59°56′42″ с. ш. 30°21′52″ в. д. / 59.94500° с. ш. 30.36444° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94500&mlon=30.36444&zoom=18 (O)] (Я) | |
| № 39 | Левая часть здания — особняк Ф. И. Горянского | 1857—1858 | А. Я. Андреев |
|
59°56′41″ с. ш. 30°21′54″ в. д. / 59.94472° с. ш. 30.36500° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94472&mlon=30.36500&zoom=15 (O)] (Я) |
| Открытие консульства ФРГ (сейчас — консульство Германии) | 1975 | ||||
| № 41 | Доходный дом | 1840—1842 | В. Е. Морган |
|
|
| № 58 | Особняк Н. В. Спиридонова | 1895—1896 | А. Н. Померанцев при участии И. С. Китнера |
|
59°56′43″ с. ш. 30°21′58″ в. д. / 59.94528° с. ш. 30.36611° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94528&mlon=30.36611&zoom=15 (O)] (Я) |
| Находилось ленинградское отделение Всероссийского общества культурных связей с зарубежными странами | 1956—1965 | ||||
| Дворец «Малютка» | С 5 ноября 1965 | А. Н. Померанцев, И. С. Китнер и В. Ф. Свиньин | |||
| № 43 | Консульство Австрии |
|
59°56′41″ с. ш. 30°21′57″ в. д. / 59.94472° с. ш. 30.36583° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.94472&mlon=30.36583&zoom=15 (O)] (Я) | ||
| № 62 | Жил русский социолог, философ и публицист П. Л. Лавров |
|
|||
| За № 62, За № 49 | Потёмкинская улица | ||||
| Таврический сад | |||||
См. также
Фурштатская улица пересекается с:
- Литейным проспектом;
- Друскеникским переулком;
- проспектом Чернышевского;
- Мелитопольским переулком;
- Потёмкинской улицей.
Напишите отзыв о статье "Фурштатская улица"
Примечания
- ↑ Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
- ↑ Е. Жерихина. Литейная часть. От Невы до Кирочной. 1710—1918. — М.: Центрполиграф, 2006.
- ↑ [www.orbis.spb.ru/topohron/personal/1005596.htm И. С. Китнер] на сайте «Петербургские ассамблеи»
- ↑ [www.orbis.spb.ru/topohron/personal/1012483.htm В. И. Шёне] на сайте «Петербургские ассамблеи»
Литература
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 289. — 511 с.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 275. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
- Дубин А. С. Фурштатская улица. — М-СПб: Центрполиграф, 2005. — С. 432. — ISBN 5-9524-1795-7.
Ссылки
- [encspb.ru/object/2804018207 О. А. Чеканова. Фурштатская улица // Энциклопедия Санкт-Петербурга]
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Фурштатская улица
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
