Деяния неаполитанских епископов

«Дея́ния неаполита́нских епи́скопов» (лат. Gesta episcoporum Neapolitanorum) — латиноязычная хроника, описывающая историю Неапольской епархии с I по конец IX века. Является одним из основных источников по истории Неаполя в эпоху Поздней Античности и Раннего Средневековья.

Описание

«Деяния неаполитанских епископов» сохранились в единственной рукописи, хранящейся в Ватиканской апостольской библиотеке (Codex Vaticanus № 5007). В этом кодексе находятся тексты, написанные в IX—X веках в Неаполе. Часть рукописи, содержащая, в том числе, окончание «Деяний неаполитанских епископов», утрачена. Первое полное печатное издание этого исторического источника было осуществлено в 1753 году в Неаполе.

Предполагается, что «Деяния» начал составлять на рубеже VIII—IX веков неизвестный нам по имени неапольский клирик. Образцом для него, также как и для других аналогичных сочинений, послужила «Liber Pontificalis». Этот автор, компилируя сообщения из имевшихся в его распоряжении исторических источников, изложил историю Неапольской епархии с момента её основания в I веке до 762 года. Для него главным источником сведений о событиях в его родном городе послужил список местных епископов. Сообщения о внутринеапольских событиях в этой части «Деяний» очень кратки: основное внимание уделяется продолжительности понтификатов глав неапольской кафедры и их строительной деятельности. Одновременно, в отличие от других подобных исторических источников, в «Деяниях неаполитанских епископов» присутствуют обширные выдержки из трудов более ранних авторов. Вероятно, они были призваны показать, что история Неапольской епархии является неотъемлемой частью всемирной истории.

В конце IX века «Деяния» были продолжены новым автором — диаконом неапольской церкви Святого Януария Иоанном, описавшим историю Неапольской епархии с 763 по 872 год. Эта часть «Деяний» является полностью самостоятельным сочинением. В отличие от первого автора, Иоанн почти всё своё внимание уделял деятельности глав неапольской кафедры, а сообщения о событиях, происходивших вне Неаполя, в большинстве случаев относятся только к тем, которые непосредственно затрагивали его родной город. Сведения, сообщаемые им, почти всегда правдивы и точны. В качестве источников информации Иоанн Диакон использовал письменные документы и устные рассказы, а в последней части своего сочинения — личные наблюдения. Характерными чертами изложения событий второй части «Деяний неаполитанских епископов» являются антивизантийские и про-папские взгляды автора, а также выражение им симпатий к Франкской империи и критического отношения к герцогам Неаполя.

Около 910 года «Деяния» были продолжены субдиаконом Петром, описавшим события епископства Афанасия II. Заключительная часть текста «Деяний неаполитанских епископов» не дошла до нашего времени, поэтому неизвестно, ограничился ли Пётр изложением истории нахождения на кафедре только одного епископа, или продолжил свой труд и далее. Составленный в середине X века «Каталог неаполитанских епископов», который историки считают тесно связанным с текстом «Деяний», завершается на сообщении о понтификате преемника Афанасия II, Стефана III.

Издания

• На латинском языке: [www.dmgh.de/de/fs1/object/goToPage/bsb00000858.html?pageNo=398&sortIndex=010%3A030%3A0001%3A010%3A00%3A00 Gesta episcoporum Neapolitanorum]. — Monumenta Germaniae Historica. Scriptores rerum Langobardicarum et Italicarum saec. VI—IX. — Hannover: Impensis Bibliopolii Hahniani, 1878. — P. 398—436. — 636 p.
• На русском языке: [www.vostlit.info/Texts/rus17/Gesta_episc_neapol/text1.phtml Деяния неаполитанских епископов. Главы 1—40], [www.vostlit.info/Texts/rus17/Gesta_episc_neapol/text2.phtml 41—65], [www.vostlit.info/Texts/rus17/Gesta_episc_neapol/text3.phtml 66. Каталог неаполитанских епископов]. Восточная литература. Проверено 22 сентября 2011. [www.webcitation.org/67htNfVM4 Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Деяния неаполитанских епископов

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.