Дидгорская битва

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дидгорская битва
Основной конфликт: Грузино-Сельджукские войны

Грузинский наездник на поле Дидгори
Дата

12 августа 1121 года

Место

склоны Дидгори и Ничбисское ущелье

Итог

Победа грузинского войска
Взятие г. Тбилиси и г. Дманиси
Освобождение Грузии от турок-сельджуков

Противники
Западно-сельджукский султанат[1]:
Эмир Мардина
Эмир Хиллы
Грузинское царство, Половцы[2]
Аланы,

Крестоносцы[3]
Армяне[4][5]

Командующие
Илгази Давид IV Строитель
Силы сторон
Около 300000 человек [6] 56 000 человек[7]
Потери
Неизвестно Неизвестно

Дидгорская битва (груз. დიდგორის ბრძოლა) — сражение, которое произошло 12 августа 1121 года между войсками Грузинского царства и войсками западно-сельджукских эмиров Мардина и Хиллы[8]. Сражение привело к разгрому армии сельджукских эмиров и освобождению Тбилиси, который стал столицей страны. С этого момента начался «Золотой Век» грузинской истории. В память о сражении проводится ежегодный фестиваль, известный как Дидгороба (груз. დიდგორობა).





Предыстория

К началу XI века Сельджукское государство фактически распалось на несколько независимых друг от друга владений. В арабском Ираке, Западном Иране, части Сирии и восточной Анатолии образовался Иракский (Западно-Сельджукский) султанат. При правлении султана Махмуда бин Мухаммада, Иракский султанат также оказался раздробленным, на несколько фактически самостоятельных феодальных владений — эмиратов[9]. Грузинское царство к началу XI века находилось в вассальной зависимости от иракских сельджуков.

В 1089 году в возрасте 16 лет взошёл на престол грузинский царь Давид IV Строитель, приняв правление государством, разоренным и опустошенным захватчиками. Юный царь энергично приступает к решению первоочередных задач: возвращение производительного населения на отчие земли, возрождение экономики страны и изгнание турок-сельджуков. Но для решения их необходимо было подавить сопротивление реакционных сил в лице непокорных крупных феодалов. Решительно расправившись с самыми строптивыми из них, Давид IV стал создавать небольшие, но боеспособные подвижные военные отряды из свободных (царских) крестьян и служилых помещиков-азнауров, которые нападали на турок и уничтожали их. Это дало возможность укрывавшимся в горах земледельцам спуститься в долины и приступить к возрождению хозяйства.

В 1099 г. Давид прекратил выплату дани, и Грузия фактически избавилась от владычества западно-сельджукских султанов, теперь можно было приступать к окончательному изгнанию турок, ещё владевших крупными городами-крепостями Восточной Грузии и, в первую очередь, Тбилиси. Но для этого требовалось боеспособное войско и дальнейшее упрочение царской власти. Первоочередной задачей являлось проведение церковной реформы. Церковь была мощной и действенной организацией, пользовавшейся большим влиянием, поэтому Давид нуждался в её поддержке. В то же время, в период арабского владычества, затем господства турок, в условиях феодальной раздробленности церковь сильно деградировала. Давид Строитель повел решительное наступление на нездоровые силы в церкви. В 1103 г. он созвал Всегрузинский церковный собор, заседания которого проходили в двух соседних епархиях — Руиси и Урбниси (в Восточной Грузии, западнее г. Гори). Решениями Руис-Урбнисского собора были смещены неугодные церковные сановники и на их место избраны поддерживающие царя и прогрессивно настроенные лица: кроме того, было запрещено пользоваться церковным имуществом для личного обогащения, или в целях, противоречащих интересам государства.

Для борьбы с турками-сельджуками необходима была хорошо вооруженная и преданная царю армия. С этой целью Давид Строитель провёл военную реформу и создал личную царскую гвардию — монаспа, а также постоянное войско из свободных служилых азнауров и царских крестьян, особо заботясь об их качественном вооружении, строгой организованности и военно-тактической выучке. К началу XII в. количество постоянного войска достигало примерно 40 тысяч. Давид организовал полицейский аппарат «мстовари» (соглядатаи), с помощью которого царь имел возможность быть в курсе всех событий, происходящих внутри страны и за её пределами. Теперь можно было начинать генеральное наступление против турок. Первый удар Давид Строитель нанес туркам в восточных областях Грузии, изгнав их из Кахети и Эрети вместе с местным царем, турецким приспешником, и присоединив эти грузинские земли к своему государству. В ответ на эту акцию турки вторглись с большим войском на территорию Кахети, но в 1105 г. в битве при Эрцухи были наголову разбиты. В течение 1110—1118 годов турки были изгнаны из городов: Самшвилде, Рустави, Гиши, Кабалы и Лори, а Давид IV всё ближе подбирался к Тбилиси, занимая узловые пункты на основных путях, ведущих к нему.

Царь Давид IV Строитель в борьбе против тюрков-огузов Сельджукидской империи пригласил и поселил в Картли и прилегающих областях кыпчакскую орду численностью 40 тыс. воинов, то есть, по подсчетам специалистов-медиевистов, вместе с членами их семей всего около 200 тыс.[10] Уместно будет отметить, что одновременно царь Давид IV породнился с кипчаками, взяв в жены дочь[11] хана. Историк царя Давида пишет, что «привел великое множество, и тесть с братьями жены не напрасно трудились, и не зря кипчаков переселил, ибо их руками уничтожил он силы всей Персии и навел страх на всех царей…»[12] Для Грузии в ту эпоху главная угроза исходила от принявших ислам огузов, которые не ограничивались получением дани и периодическими нападениями на страну: как пишет древнегрузинский летописец царя Давида IV, «каждую осень прибывали тюрки через Сомхити со всеми кочевьями своими, а затем оседали» здесь, а также «вдоль побережья Куры, от Тбилиси до самой Барды (город в Азербайджане)». И «столь велики были силы их и число, что даже говорили: „Все тюрки со всех сторон там собрались“. Никто не волен был запретить им селиться, где вздумается, и даже сам султан». А у грузинского царя не хватало войска не только «для охраны городов и крепостей, но даже для собственной дружины». И «так как не было другого выхода», то, по словам летописца, в 1118 г. царь Давид IV «решил призвать кыпчаков»[2].

При Давиде грузинская армия делилась на три части: это были монаспа, гарнизоны, стоявшие в городах и крепостях и основная часть войска. Тогда же перед Давидом Строителем встал вопрос об увеличении контингента постоянного войска. Внутренние людские ресурсы феодальной страны не дают возможности для действенного наращивания военных сил, поэтому Давид осуществил дальновидное и оригинальное мероприятие: в 1118—1120 гг. в Грузию из северокавказских степей были переселены 40 тысяч половецких (кыпчакских) семей (кстати, Гурандухт — жена царя Давида Строителя — была из знатного кыпчакского рода), каждая из которых получила земельный участок, обязуясь в свою очередь выделить одного члена семьи для несения постоянной военной службы. Таким образом было создано дополнительное 40-тысячное регулярное войско.

Переселению половцев в Грузию препятствовала война, которую они вели с осетинами. Царь Давид перешёл на Северный Кавказ и подчинил себе осетин. Царь Осетии признал зависимость от Грузии, согласившись на выплату ежегодной дани; это было первое вассальное владение Грузии на Северном Кавказе. При Давиде влияние Грузии на Северном Кавказе усилилось.

Сражение

Атаки Илгази представляли серьёзную опасность для Королевства Иерусалимского. Иерусалимский король Болдуин II сделал попытку направить атаки сельджуков в совершенно противоположную сторону, на заранее подготовленные позиции, чтобы вместе с Давидом IV нанести им решающее поражение. Необходимо было выманить сельджуков из Малой Азии в Грузию, но сделать это на тот момент не представлялось возможным. Тбилиси на тот момент правил эмир, который хоть и был данником Давида, однако признавал верховную власть только сельджукского султана.

Давид IV уже в 1110 мог взять Тбилиси, но не сделал этого, так как исламская коалиция пошла бы по другому пути и ему пришлось бы дать бой на открытой местности, он же планировал лишить коалицию численного преимущества. Поэтому он не брал городов Тбилиси и Дманиси, оставил свободной манглисскую дорогу, чтобы заманить в дидгорские теснины врага и тогда армия сельджуков лишилась бы способности маневрировать.

Грузинская армия того времени состояла из одной тяжеловооруженной кавалерии и пехоты. При поддержке легкой конницы кыпчаков, грузинский рыцарь-всадник вооруженный мечом, копьем и щитом, мог спешившись стать меченосцем или копьеносцем. Это придавало войску высокую мобильность и давало возможность совершать молнеиносные манёвры.

Исламская коалиция направилась по маршруту Гянджа-Дманиси-Тбилиси или же дорогой, идущей из Квемо Картли через Манглиси и Коджори в Тбилиси. Её боевой задачей являлось укрепиться в Квемо Картли и Тбилиси и уже отсюда совершать набеги на всю грузинскую территорию.

В августе 1121 года коалиция вошла в Триалетские ущелья. Она без боя взяла несколько крепостей и другие укрепленные пункты. Пройдя Манглиси, огромное войско Илгази, дорогой по узкому ущелью направилось к Тбилиси. Коалиция приблизилась к Дидгорской горе. Войска сельджуков растянулись в ущелье на километры. Мусульмане знали, что Давид с 56-тысячной армией может здесь на них напасть и, поэтому были готовы к сражению. Давид, заранее зная маршрут мусульманского войска, собирался дать генеральное сражение в Триалетских теснинах, беря в союзники местность.

Он сконцентрировал войско в Ничбисском ущелье, перекрыл и завалил все дороги, ведущие в Шида Картли. Конечно же, он был уверен в своих людях, но этим действием дал понять, что в предстоящем сражении, кроме победы, у грузин другой альтернативы быть не может. Царь Давид со своей личной гвардией занял позиции на западном фланге неприятеля у Ничбиси.

Другая часть войска и резерв под началом царевича Димитрия расположились скрытно за дидгорскими склонами на противоположном фланге. Давид совершил непрямое военное действие в канун битвы и благодаря этой диверсии за считанные минуты одержал перевес в сражении, которое сыграло важнейшую роль не только для Грузии, но и для всего тогдашнего христианского мира.

Две сотни грузинских рыцарей вышли из своих боевых порядков и направляются к сельджукам. Сельджуки пропустили «перебежчиков» в свои боевые порядки. Царь Давид специально подготовил этих людей, заранее вошедших в доверие к сельджукам и лично Ильгази, они передавали мусульманам информацию по заданию самого Давида. По заранее оговоренному плану мнимые грузинские перебежчики перед началом сражения должны были перейти на сторону врага, чтобы продемонстрировать превосходство исламских захватчиков и деморализировать войско христиан. Внезапно они выхватили оружие и атаковали сельджуков переднего эшелона, отступив к заранее занятой позиции, где находилось несколько сотен тяжеловооруженных европейских рыцарей, под командованием Болдуина. Контратаковавшие сельджуки были смяты лобовой атакой крестоносцев. Мусульмане лишились преимущества своих лучников и были вынуждены идти в рукопашный бой. Воспользовавшись удачным моментом, Давид ударил с обоих флангов силами конного рыцарства и тяжелых всадников, зажав войско Илгази с трех сторон. Царевич Димитрий, поведя за собой резерв, довершил начатое.

Ошеломление сельджуков сменилось паникой. Авангард элитных сельджукских войск бросился бежать. Тежеловооруженные всадники турок в отчаянной попытке спастись начали вытаптывать сзади стоящие ряды. Паника авангарда сельджуков передалась всему коалиционному войску. Изначальный разгром передовых отрядов превратился в стихийное бегство. Илгази был тяжело ранен в голову и бежал с поля боя. Истребление и преследование остатков войска, которое длилось несколько дней, продолжила легкая кипчакская кавалерия.

Последствия

В 1123 году в Ширван вторгся султан Махмуд. Царь Давид поспешно собрал 50-тысячное войско и двинулся к нему навстречу. Узнав о надвигающейся силе, султан поначалу решил отступить, но после переговоров с ширванцами остался на месте, готовясь к битве, но битва не состоялась, по причине разлада между грузинами и кипчаками, после чего войска грузинского царя отступили[13]. В 1124 году Давид завоевал Ширван. В том же году представители армянской столицы Ани обратились за помощью к грузинскому царю и попросили освободить город от турок. Турки господствовали в Ани в течение 60 лет. Царь Давид освободил этот древний город и присоединил к Грузинскому царству. Это было последним успехом Давида IV — 24 января 1125 г. великий грузинский царь скончался. Но именно при Давиде Строителе начинается грузинский ренессанc — строится Гелатский монастырь, при котором функционировала высшая философско-богословская академия. Она собрала в своих стенах самых выдающихся грузинских теологов, философов, ораторов, переводчиков и филологов, среди которых был величайший мыслитель средневековой Грузии неоплатоник Иоанэ Петрици, пользовавшийся известностью и авторитетом и в Византийской империи. Такая же академия была основана и в Икалто, в Кахети. Общепризнанным очагом культуры стал основанный ещё в Х в. грузинский монастырь на Афонской горе — Иверон, где подвизались известные деятели — Иоанн и его сын Евфимий Афонские, Георгий Святогорец и др. После многих побед Давида IV над мусульманами за ним, кроме имени Пресвитера Иоанна, укрепилось и другое — «Меч Мессии».

Напишите отзыв о статье "Дидгорская битва"

Примечания

  1. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>; для сносок autogenerated2 не указан текст
  2. 1 2 Картлис Цховреба, с. 332, 335-336.
  3. archive.ec/DlGxY#selection-7787.93-7787.200Этой грозной силе противостояли 40 тысяч грузин, 15 тысяч половцев, 500 аланов (осетин) и 100 крестоносцев.
  4. Ronald Grigor Suny / The Making of the Georgian Nation / Indiana University Press, 1994. - p. 36 (418) ISBN 0253209153, 9780253209153
  5. Смбат Спарапет / Летопись / пер. А. Г. Галстяна — Ер. Изд-во «Айастан». 1974 г.
  6. Согласно Ибн Аль-Асиру 300000 человек. Собравшись, они направились к курджам (грузинам) и подошли к Тифлису. На стороне мусульман было много войск, приблизительно тридцать тысяч.www.vostlit.info/Texts/rus/Athir_2/text5.phtml?id=7970
  7. Численность грузинских войск также указывается по-разному (от 56 до 80 тыс. человек, Смбат Спарапет указывает численность только союзных войск до 70 тыс., что несколько маловероятно). Наиболее объективно выглядят сведения современника этих событий, армянского хрониста Матеоса Урхаеци (56 тыс.), с ним согласно и подавляющее большинство современных исследователей
  8. [gumilevica.kulichki.net/HE2/he2307.htm Лев Гумилёв]. Восток в средние века. III. Сельджукское завоевание и государства Сельджукидов
  9. В правление султана Махмуда, по выражению одного из историков XII в., «утратилось единство и распались звенья». Основной причиной было дальнейшее развитие феодальных институтов, особенно так называемого военного икта (икта ал-аскари). Система деления на уделы способствовала экономическому и политическому усилению крупных военачальников. Иракский султанат фактически оказался раздробленным на несколько владений, находившихся в руках ближайших родственников султана. ([gumilevica.kulichki.net/HE2/he2307.htm Лев Гумилёв]. Восток в средние века. III. Сельджукское завоевание и государства Сельджукидов)
  10. И. Ф. Половцы в Грузии и Владимир Мономах // Из истории украинско-грузинских связей. Ч. 1. Тбилиси. 1968. С. 23.
  11. Жизнеописания царя царей Давида. Перевод с древнегруз. Примечания и комментарии Ю. Насибова. // Средневековый Восток: история и современность. Под ред. З. М. Буниятова. Баку. 1990. С. 134
  12. Там же. С. 134—135.
  13. [www.vostlit.info/Texts/rus/Athir_2/text5.phtml?id=7970 Ибн ал-Асир.] X, 234—235. В этом, 517 [1123], году усилились злодеяния курджов в стране ислама, и людям приходилось сильно терпеть, особенно жителям Дербенда-Ширвана. Поэтому многие из их представителей отправились к султану жаловаться на претерпеваемое от них (грузин). Они говорили ему о своей слабости и невозможности для них сохранить свою страну. Тогда султан выступил против них (грузин) в то время, когда они дошли до Шемахи, и остановился там в каком-то саду. Курджи двинулись против султана. Его войска сильно испугались их и везир Шамс-ад-дин Осман, сын Низам ал-мулька, посоветовал султану возвратиться оттуда назад. Услышав об этом, жители Ширвана отправились к султану и заявили ему: «Мы будем сражаться, пока ты с нами, но если ты уйдешь от нас, мусульмане упадут духом и погибнут». Султан согласился с ними и остался на месте. Войска провели весьма тревожную ночь, думая о сражении, но бог неожиданно послал им облегчение: он посеял между курджами и кипчаками раздоры и вражду, и они бились между собой в ту ночь, а потом ушли, как беглецы и, таким образом, «бог избавил верующих от этой битвы»

Отрывок, характеризующий Дидгорская битва

Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.