Диофизитство

Диофизи́тство (от греч. δυο — «две» + φύσις — «природа, естество») — христологическая концепция, согласно которой в Иисусе Христе признаются две природы — Божественная и человеческая.

Доктрина имеет свои истоки в учении Антиохийской богословской школы. Противопоставляется миафизитству севериан — христологической концепции, признающей единство сущности Бога воплощенного.

Диофизитство как христологическая концепция принято в Православии византийской традиции, в Католичестве, в Протестантизме (хотя в Армении, Египте и Эфиопии среди протестантов, как и среди униатов этих стран, есть и миафизиты) и в различных доктринах несторианства, исповедуемого Ассирийской церковью Востока и Древней Ассирийской Церковью Востока. Несторианство, по мнению В. М. Лурье, опровергаемому богословами Ассирийской церкви Востока и Древней Ассирийской церкви Востока, исповедует не только две природы, но и два субъекта этих природ во Христе: человека Иисуса и Божественный Логос, Второе Лицо Пресвятой Троицы.^{[неавторитетный источник? 3692 дня]}Халкидонский собор, несмотря на однозначное отвержение учения Нестория, исповедует диофизитство, которое, по мнению миафизитов, может быть истолковано в несторианском смысле, что, по мнению совместного Второго Константинопольского собора православных и части миафизитов, до Халкидонского собора делали усопший в мире и согласии с Церковью блаженный Феодорит Кирский, считающийся Ватиканом и многими православными святым за его подвижничество в утверждении современного диофизитства, особенно после Халкидонского собора, и другие криптонесториане, все сочинения которых, как и часть написанных до Халкидонского собора сочинений Феодорита Кирского, были осуждены на Втором Константинопольском соборе.

На Втором Константинопольском соборе двусубъектная христология Нестория однозначно отвергнута Православными церквами византийской традиции, которые исповедуют односубъектную диофизитскую христологию, богословски близкую к христологии святителя Кирилла Александрийского, также признававшего отдельные божественную и человеческую сущности Спасителя, а также отдельные являющиеся свойствами сущностей воли, но формально не совпадающую с ней, так как св. Кирилл, подобно современной Армянской церкви, не признавал природу и сущность синонимами.

Строгое диофизитство Халкидонского собора фактически без учёта решений о «древнеправославности миафизитов» формально почитаемого католиками Второго Константинопольского собора, на котором присутствовали миафизиты и который анафематствовал Аполлинария Лаодикейского Младшего и тем самым отменил использование христологической формулы Аполлинария Лаодикейского Младшего, применённой Кириллом Александрийсим, но признал её древнеправославной, исповедуется Римской католической церковью.

Диофизитство отвергается Древнеправославными церквами, исповедующими христологию Александрийской богословской школы и использующими богословские определения Кирилла Александрийского без учёта его диофизитства.

Диофизитство, как несторианское, так и халкидонское, с точки зрения миафизитского богословия является ересью, отвергается и анафематствуется всеми Древневосточными православными церквями, в частности ААЦ. Например, такие анафематизмы, в списке всех иных ересей, даны Маназкертским собором Армянской Апостольской Церкви .

Диофизитство и Армянская апостольская церковь

Армянская апостольская церковь диофизитством считает только учение о двух природах, а своё учение о двух сущностях (естествах) Иисуса Христа диофизитским не считает, её духовенство отрекается от "всего сонма диофизитов" в том смысле, какой в термин "диофизитство" вкладывает Армянская апостольская церковь. В то же время и халкидониты, и севериане считают слова "природа" и "сущность" синонимами. Сущностью православного учения является признаваемое и православными византийской традиции, и Армянской апостольской церковью учение о двух сущностях Богочеловека - божественной и человеческой. Православное учение противостоит антихалкидонскому учению севериан о единой сущности Иисуса Христа. Армянская апостольская церковь, Исповедание Нерсеса Шнорали которой признаётся православными византийской традиции православным и дохалкидонским, хотя, как они полагают, Армянская апостольская церковь православной не является из-за её евхаристического общения с севирианами, считает "природу" и "сущность" разными терминами, как было принято в дохалкидонской христологии в целом, но, как особенно подчёркивает исповедание Нерсеса Шнорали, практически полностью согласна с содержанием Халкидонского символа веры, за исключением перевода с древнегреческого его термина "сущность" на другие языки словом "природа"К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). При этом она никогда не считала Халкидонский собор вселенским из-за отсутствия на нём представителей Армянской апостольской церкви, а в настоящее время не признаёт его и святым и поместным.

См. также

• Ипостасный союз
• Монофизитство
• Миафизитство

Литература

Творения Святых Отцов

1. Прп. Иоанн Дамаскин [aleteia.narod.ru/damaskin/ist-pref.htm Источник знания] Пер. с греч. и коммент. Д. Е. Афиногенова, А. А. Бронзова, А. И. Сагарды, Н. И. Сагарды. — М.: Индрик, 2002. — 416 с. — (Святоотеческое наследие. Т. 5)

Научно-богословская литература

1. Jean Meyendorff. Le Christ dans la Theologie Byzantine. Paris, 1968. (На английском: John Meyendorff. Christ in the Eastern Christian Thought. New York, 1969. Русский перевод: Прот. Иоанн Мейендорф. «Иисус Христос в восточном православном богословии». М., 2000.)
2. Лурье В. М. История византийской философии. Формативный период. СПб., Axioma, 2006. XX + 553 с. ISBN 5-901410-13-0 [axioma.spb.ru/z_byz_phil/contents.htm Оглавление], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/filos_1_1.htm Раздел 1, гл. 1], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/filos_1_2.htm Раздел 1, гл. 2], [www.hgr.narod.ru/div2ch1.htm Раздел 2, гл. 1], [www.hgr.narod.ru/div2ch2.htm Раздел 2, гл. 2], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/div4ch1.htm Раздел 4, гл. 1], [st-elizabet.narod.ru/raznoe/grr/div4ch2.htm Раздел 4, гл. 2]^{[неавторитетный источник? 3692 дня]}
3. Болотов В. В. [www.omolenko.com/photobooks/bolotov4.htm#Nav «Лекции по истории древней Церкви». Том 4]
4. Карташёв А. В. [www.magister.msk.ru/library/bible/history/kartsh01.htm Вселенские Соборы. Париж, 1963]

Отрывок, характеризующий Диофизитство

В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.