Днепровский, Николай Иванович (астроном)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Иванович Днепровский
Дата рождения:

1 (13) ноября 1887(1887-11-13)

Место рождения:

Ярцево,
Российская империя

Дата смерти:

4 февраля 1944(1944-02-04) (56 лет)

Страна:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Научная сфера:

астрономия

Место работы:

Пулковская обсерватория

Альма-матер:

МГУ

Николай Иванович Днепровский (1 [13] ноября 18874 февраля 1944 (?)) — советский астроном.





Биография

Родился в поселке при станции Ярцево (ныне город) Смоленской губернии, в 1911 году окончил Физико-математический факультет Московского университета и был оставлен при кафедре астрономии для подготовки к профессорскому званию. С 1912 — сверхштатный ассистент обсерватории Московского университета. В 1914—1915 — на военной службе, участник первой мировой войны. В 1915—1936 работал в Пулковской обсерватории (с 1932 — заместитель директора по научной части). Одновременно с 1920 работал в Ленинградском астрономо-геодезическом институте, в дальнейшем вошедшем в состав Астрономического института. В 1919 организовал в Пулковской обсерватории Радиотехническую службу времени, обеспечившую с 1921 регулярную передачу сигналов точного времени для всей страны. С 1924 — секретарь Междуведомственного комитета Службы времени при Пулковской обсерватории, с 1925 — заведующий его техническим бюро. В 1936 по сфабрикованому НКВД так называемому «Пулковскому делу» был арестован и Выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда СССР в закрытом судебном заседании в Ленинграде 25 мая 1937 года приговорен к 10 годам тюремного заключения[1]. Место отбытия наказания и дальнейшая судьба Днепровского не установлены. Ряд источников указывает в качестве даты его смерти 4 февраля 1944 года. Реабилитирован в 1957.

Основные труды в области фундаментальной астрометрии. В Пулковской обсерватории определял склонения звезд из наблюдений на вертикальном круге Струве — Эртеля, по материалам этих наблюдений создал три оригинальных абсолютных каталога и один сводный каталог. На основе детальных исследований павильонной рефракции пришел к выводу о целесообразности переноса вертикального круга на другое место и в 1928 организовал перенос этого инструмента в новый павильон. Опубликовал ряд исследований, способствовавших улучшению Пулковских таблиц рефракции, и подготовил их третье издание (1930). В 1932 на астрометрической конференции в Пулкове совместно с Б. П. Герасимовичем выступил с докладом «Звездная астрономия и фундаментальные системы положений звезд», оказавшим большое влияние на дальнейшее развитие астрометрии в СССР. В докладе была высказана идея создания новой независимой системы координат, которая была бы реализована звездным каталогом, основанным на наблюдениях только слабых звезд (КСЗ), собственные движения которых определялись бы относительно далеких галактик. В дальнейшем уделил много внимания организационным вопросам этой работы, широко развернувшейся в обсерваториях СССР в послевоенные годы под руководством М. С. Зверева, а затем и в некоторых зарубежных обсерваториях. Одновременно с астрономом Николаевской обсерватории Б. К. Залесским высказал идею о целесообразности постановки наблюдений склонений звёзд на одном и том же инструменте из двух обсерваторий в Северном и Южном полушариях, симметрично расположенных относительно экватора. Эта идея была затем реализована в работах Мюнхенской обсерватории и отражена в работах (1963—1966) Чилийской экспедиции Пулковской обсерватории на фотографическом вертикальном круге, а также в дальнейших планах наблюдений на этом инструменте.

Н. И. Днепровский совместно с А. П. Константиновым и П. А.Азбукиным (1882—1970) организовал в стране радиотехническую службу времени. С 1 декабря 1920 года Пулковская обсерватория приступила к передачам ритмического сигнала через Петроградскую радиостанцию «Новая Голландия», а с 25 мая 1921 года — через Московскую Октябрьскую радиостанцию на Ходынке[2].

Напишите отзыв о статье "Днепровский, Николай Иванович (астроном)"

Примечания

  1. [www.ihst.ru/projects/sohist/document/pulkovo.htm Официальные данные о судьбе пулковских астрономов]
  2. [www.astro.websib.ru/astro/15/Glava15 История астрономии]

Литература

  • Зверев М. С. Николай Иванович Днепровский (1887—1944) // Историко-астрономические исследования. Выпуск XV / отв. ред.: Л. Е. Майстров. — Москва, 1980.
  • Колчинский И. Г., Корсунь А. А., Родригес М. Г. Астрономы: Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1986.

Ссылки

  • [astrometric.sai.msu.ru/pulkovo/31.jpg Памятник пулковским астрономам — жертвам политических репрессий]

Отрывок, характеризующий Днепровский, Николай Иванович (астроном)

– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.