Договор о взаимной обороне (США — Филиппины)

Договор о взаимной обороне между Соединенными Штатами Америки и Республикой Филиппины (англ. Mutual Defense Treaty (U.S.–Philippines)) — договор, подписанный США и Филиппинами 30 августа 1951 года в Вашингтоне. Подписание договора стало важным элементом формирующейся системы безопасности при ведущей роли США. Содержит восемь статей, а основное содержание сводится к следующему: если одна из сторон договора подвергнется агрессии со стороны третьей державы, другая сторона договора должна оказать помощь.

История подписания

После того, как Адмирал Дьюи в мае 1898 года одержал победу над испанским флотом в битве в Манильской бухте, США оккупировали Филиппины. Согласно Парижскому мирному договору, который завершил испано-американскую войну, испанские острова отходили США. На последнем этапе испанского владычества в республики произошла революция, а после вмешательства США превратилась в филиппино-американскую войну . Силы сопротивления возглавлял Эмилио Агинальдо. В период войны от военных действий и болезней погибли десятки тысяч филиппинцев и тысячи американцев. После того, как Агинальдо попал в плен и заявил о поддержке Соединенных Штатов, вооруженная борьба утихла, а официально конфликт завершился 4 июля 1902 года односторонним провозглашением США мира. Сопротивление продолжалось до 1913 года, однако в нем принимали участие мусульмане Минданао и Сулу.

В 1907 году на Филиппинах был выбран первый двухпалатный парламент. Одновременно с созданием законодательной власти, при поддержке США была создана гражданская исполнительная власть, в которую постепенно входили филиппинцы. К концу первой мировой войны филиппинцы осуществляли контроль над исполнительной властью. Вскоре после этого была упразднена Католическая церковь, а принадлежащие ей земли проданы и перераспределены.

Договор о взаимной обороне между США и Филиппинами был подписан 30 августа 1951 года в Вашингтоне представителями двух стран. Договор содержит восемь статей и в самом общем виде обязывает обе страны поддерживать друг друга, если США или Филиппины окажутся под ударом третьей стороны.

Как заявлено в Статье 1, стороны договора урегулируют международные споры на мирной основе и без угрозы международному миру. Кроме того, они отказываются от угрозы силой в любой форме, что закреплено также в Уставе ООН.

Поддержка соглашения

После распада СССР и снижения угрозы распространения коммунизма в 1990-х гг., подходы к двусторонним договорам по обороне начали изменяться, в том числе с Филиппинами. В основном, правительство Филиппин оставалось на тех же позициях, что предшествовали подписанию соглашения, по большей части ориентируясь на защиту, которую предоставляли США. Со своей стороны в период «холодной войны» американцы развивали на Филиппинах сеть военных баз. Основой для этого служили Авиабаза Кларк недалеко от города Анхелес (Центральный Лусон), а также военно-морская база Субик-Бей. К началу 1990-х гг. базы функционировали на территории Филиппин уже около 40 лет. В 1991 году антиамериканские настроения подтолкнули Сенат отклонить новый договор, касающийся военных баз, что привело к сворачиванию их деятельности на Филиппинах. Однако под воздействием новых угроз, таких как международный терроризм и событий 11 сентября в США, экономического и военного роста Китая, США вновь стали укреплять связи с азиатскими союзниками, в том числе с Филиппинами.

Торжественная церемония, посвященная 60-летней годовщине подписания Договора, проходила 11 ноября 2011 года на борту американского эсминца USS Fitzgerald (DDG-62), который прибыл в Манилу, а представители США и Филиппин подтвердили Договор подписанием Манильской Декларации. Со стороны Филиппин Декаларцию подписал министр иностранных дел Альберто Дель Росарио, со стороны США - Госсекретарь США Хиллари Клинтон. Декларация была формальным подтверждением военных связей между странами. В частности, страны заявляли:

The Republic of the Philippines and the United States reaffirm our shared obligations under the Mutual Defense Treaty. We expect to maintain a robust, balanced, and responsive security partnership including cooperating to enhance the defense, interdiction, and apprehension capabilities of the Armed Forces of the Philippines. The Republic of the Philippines and the United States of America today commemorate the 60th anniversary of the Philippines-U.S. Mutual Defense Treaty. On this historic occasion, we reflect on the rich history of our alliance and the continuing relevance of the treaty for peace, security, and prosperity in the Asia-Pacific region. We also reaffirm the treaty as the foundation of our relationship for the next 60 years and beyond.

The United States and the Philippines are bound by a deep and abiding friendship forged by a history of shared sacrifice and common purpose. The many Filipinos who bravely served side-by-side with American servicemen and women during World War II and the veterans of our two nations buried at the Manila American Cemetery in Fort Bonifacio bear testament to our profound and enduring bonds. These bonds are enriched by the presence in the US of over four million Filipinos and Filipino Americans, and in the Philippines by over 150,000 Americans, who help shape the political and economic future of both countries.

Отрывок, характеризующий Договор о взаимной обороне (США — Филиппины)

– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.