Драчёв, Иван Леонтьевич

Иван Леонтьевич Драчёв<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Первый секретарь Усть-Уйского районного комитета КПСС
октябрь 1952 года — 1961 год
Предшественник:	партия переименована
Преемник:	Глебов, Николай Прокопьевич
Первый секретарь Усть-Уйского районного комитета ВКП(б)
1951 год — октябрь 1952 года
Преемник:	партия переименована
Первый секретарь Кировского районного комитета ВКП(б)
1947 год — 1951 год
Первый секретарь Сафакулевского районного комитета ВКП(б)
1943 год — 1947 год
Председатель исполнительного комитета Сафакулевского районного Совета депутатов трудящихся
1942 год — 1943 год
Рождение:	13 июня 1903(1903-06-13) Новотравное, Ишимский уезд Тобольская губерния, Российская империя
Смерть:	16 февраля 1983(1983-02-16) (79 лет) Курган, Курганская область, РСФСР, СССР
Партия:	ВКП(б), с 1952 года — КПСС
Награды:

Иван Леонтьевич Драчёв (13 июня 1903, Новотравное, ныне Тюменская область — 16 февраля 1983, Курган) — первый секретарь Усть-Уйского райкома КПСС, Курганская область.

Биография

И.Л. Драчёв родился 13 июня 1903 года в семье крестьянина-бедняка в селе Новотравное Ларихинской волости Ишимского уезда Тобольской губернии (ныне центр Новотравнинского сельского поселения Ишимского района Тюменской области).

С ранних лет был подпаском, помогал отцу пасти скот. В 1920 году вступил в комсомол, прошёл курсы ликбеза, занимался организацией комсомольских ячеек, сбором продовольствия для голодающих. Был избран председателем сельского Совета.

В 1928 году комсомольской организацией был рекомендован на работу в органы милиции.

С 1931 года член ВКП(б), в 1952 году партия переименована в КПСС.

После учёбы на юридических курсах был переведен на работу следователем прокуратуры и затем был назначен прокурором.

С 1942 года на советской и партийной работе в районах Челябинской, а с 1943 года вновь образованной Курганской области. В 1942 году был назначен председателем Сафакулевского райисполкома. С 1943 года — первый секретарь Сафакулевского райкома партии. С 1947 по 1951 годы возглавлял партийную организацию Кировского района.

В 1951 году избран первым секретарем Усть-Уйского райкома КПСС. Прозорливость, принципиальность, организаторский талант, ответственность и исключительная работоспособность первого секретаря райкома сыграли исключительную роль, когда партийной организации Усть-Уйского района пришлось играть одну из ключевых ролей в Курганской области по освоению целинных и залежных земель.

В 1954 году райком партии превратился в своеобразный «боевой» штаб. Группы по землеустройству готовили карты и схемы. Специалисты райзо спешили сюда с расчетами по нуждам в тракторах, сельхозмашинах, стройматериалах и кадрах. Специальная комиссия изыскивала квартиры и помещения для расселения первоцелинников. Создавались десятки курсов и школ для обучения людей механизаторским и строительным специальностям. Подыскивались места и оборудование для размещения столовых, заправочных станций и хранилищ для горюче-смазочных материалов.

Весной 1954 года Усть-Уйский район принял первые отряды целинников. В эти дни И. Д. Драчёв был лично ответственным за прием, размещение, организацию быта тысячи новоселов, прибывавших группами из Кургана, Свердловска, Куйбышева, Подмосковья. Целинные земли потребовали иной предпосевной обработки. Приходилось учиться, проверять, испытывать, менять технологию вспашки, отступая от устоявшихся правил и норм. Но уже в первую целинную весну было распахано около 50000 гектаров новых земель.

За первый год Целинной эпопеи Курганская область была отмечена Центральным комитетом Коммунистической партии в числе лучших, а в области Усть-Уйский район были в числе передовых — каждый засеянный целинный гектар дал по 10 центнеров хлеба. Вторая целинная весна была такой же боевой и напряженной. Было распахано и засеяно до 100 тысяч гектаров целинных земель. А осенью с каждого из них собрали по 14 центнеров зерна.

В 1956 году район отправил Родине уже 5,5 миллиона пудов зерна, в два с лишнем раза больше, чем его было сдано государству в 1953 году. Это победа была достойно оценена, десятки хлеборобов за доблестный труд были награждены орденами и медалями.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1957 года за особые заслуги в освоении целинных и залежных земель, проведении уборки урожая и хлебозаготовок в 1956 году Драчёву Ивану Леонтьевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и молот».

На посту секретаря Усть-Уйского района И. Л. Драчёв трудился десять лет. После выхода на пенсию переехал на жительство в областной центр — город Курган. Работал начальником отдела кадров строительно-монтажного поезда № 287, а затем руководителем Южно-Уральской бассейновой инспекции.

Иван Леонтьевич Драчёв скончался 16 февраля 1983 года. Похоронен в Кургане, на центральной аллее нового Рябковского кладбища.

Награды

• Герой Социалистического Труда, 11 января 1957 года
  • Медаль «Серп и Молот»
  • Орден Ленина

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=13100 Иван Леонтьевич Драчёв]. Сайт «Герои Страны». Проверено 1 сентября 2014.

Литература

• Золотое созвездие Зауралья. Кн. 2. Курган. ПарусМ, 2002

Отрывок, характеризующий Драчёв, Иван Леонтьевич

– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.