Дьяков, Василий Авраамович

Василий Авраамович Дьяков
Дата рождения	6 января 1883(1883-01-06)
Дата смерти	1945(1945)
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение
Род войск	пехота
Звание
Командовал	Казачий лейб-гвардии полк 1-я Донская дивизия
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России

Василий Авраамович Дьяков (6 января 1883 — пропал без вести в 1945) — военачальник Донской армии, генерал-майор.

Жизнь в России

Образование получил в Донском кадетском корпусе и Николаевском кавалерийском училище. В 1905 году вступил в Казачий лейб-гвардии полк, в котором служил во время Первой мировой войны.

2 января 1918 года возглавил полк после его возвращения на Дон, в станицу Каменскую. 15 января 1918 года Дьяков и несколько прочих офицеров полка были арестованы большевиками, через два месяца их перевели в Новочеркасскую тюрьму. Затем были освобождены большевиком М. М. Смирновым и в составе полка освободили Новочеркасск от революционеров.

В феврале 1919 года ушёл на фронт, где отражал прорывы частей 8-й Красной армии у станции Белая Калитва. Там он был ранен в руку. 6 апреля 1919 года произведён в генерал-майоры с назначением командиром гвардейской бригады. 24 октября 1919 года назначен командиром 1-й Донской дивизии, с которой участвовал во всех боях до весны 1920 года во время отхода армии ВСЮР. В марте 1920 года воевал с «зелёными» под Новороссийском и прикрывал эвакуацию из него у станции Тоннельная. В Крыму в армии генерала Врангеля вошел в состав Донского корпуса генерала Ф. Ф. Абрамова и участвовал во главе своей дивизии с мая 1920 года во всех боях в северном Крыму.

Жизнь в эмиграции

Эвакуируюсь из Крыма, Дьяков остановился на острове Лемнос (Греция). В связи с переходом во время военных действий в Польше большого числа казаков из 1-й конной армии Буденного на сторону поляков в начале 1921 г. генерал Дьяков был командирован атаманом генералом Богаевским в распоряжение представителя генерала Врангеля в Польше генерал-лейтенанта П. С. Махрова, с тем чтобы заняться устройством и обеспечением работой перешедших казаков. В связи с ликвидацией (из-за тяжелого финансового положения) Представительства генерала П. С. Махрова в Польше переехал из Варшавы в Данциг, где проживал до конца Второй мировой войны. Пропал без вести во время эвакуации из Данцига в марте 1945 года.

Ссылки

• [hrono.ru/biograf/bio_d/dyakov_va.php Биография на Хроносе]

Отрывок, характеризующий Дьяков, Василий Авраамович

– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?