Евангелическая уния
Евангелическая уния или Протестантская уния (нем. Protestantische Union) — объединение восьми протестантских князей и семнадцати протестантских городов в Священной Римской империи, образованный незадолго до начала тридцатилетней войны. Основанная в 1608 году уния была возглавлена кальвинистом курфюрстом Пфальца Фридрихом IV.
Причиной объединения было завоевание Свободного империального города Донаувёрт Максимилианом Баварским, после нападения протестантов на католическую процессию.
История
Попытки образовать подобный союз делались ещё в конце XVI века, но успеху их препятствовали распри лютеран с кальвинистами. В начале XVII века успехи католической реакции в Германии заставили протестантских князей поторопиться с образованием союза.
Особенно сильно подействовала в этом направлении история с Донаувертом, а также вопрос о наследовании в герцогствах Юлих и Клеве, существенно затрагивавший интересы немецкого протестантизма. Сторонники протестантской унии находили поддержку во французском короле Генрихе IV, желавшем ослабить Испанию и немецких Габсбургов.
Самым деятельным организатором унии стал Кристиан Ангальтский. Первоначально замечалось стремление к образованию двух особых союзов, лютеранского и кальвинистического. Главными членами первого союза, образовавшегося в мае 1605 года, были Вюртемберг, Пфальц-Нойбург и Баден. Тогда же, во второе соглашение вступили Курфюршество Пфальцское, Ангальт-Дессау, Кульмбах, Ансбах и Ландграфство Гессенское.
В 1607 году образовался отдельный союз между Курфюршеством Пфальцским и Вюртембергом, послуживший связью между обоими протестантскими союзами.
Усиление опасности со стороны католиков побудило Кристиана Ангальтского на Регенсбургском сейме в 1608 году вести переговоры об образовании общей протестантской унии, в которую вошли бы члены обоих уже существовавших союзов. 14 мая 1608 года в Агаузене (в Ансбахе) была образована Евангелическая уния, в которую вошли Курфюршество Пфальцское, Вюртемберг, Баден, Кульмбах, Ансбах, Пфальц-Нойбург. Её целью провозглашалась защита личности и владений членов союза, а также совместные действия в интересах протестантизма. Уния имела директора (курфюрст Пфальцский), общую кассу, составлявшуюся из взносов союзников, и общую армию.
В следующем году к унии примкнули Ландграфство Гессенское, Курфюршество Бранденбургское и несколько имперских городов.
Образование Евангелической унии вызвало создание католиками в 1609 году своей «Католической лиги». Обе организации столкнулись в вопросе о Юлих-Клевском наследстве, и дело чуть не дошло тогда же до войны. Чтобы обеспечить себя на случай войны, Евангелическая уния заключила в 1612 году союз с Англией, затем с Нидерландами.
На съезде в Ротенбурге члены унии формулировали ряд требований, предъявленных затем на Регенсбургском сейме 1613 года, где к ним примкнуло несколько других протестантских государств. Император был против этих требований; примирительный попытки потерпели неудачу.
Между тем, Уния завязала сношения и с богемскими протестантами. Восставшие 23 мая 1618 года чехи предложили 28 сентября 1618 года корону Чехии лидеру Евангелической унии Фридриху V Пфальцскому. На съезде Евангелической унии 12 сентября 1619 года в Ротенбурге предметом рассмотрения был вопрос, должен ли Фридрих V Пфальцкий принимать богемскую корону. После его избрания чешским сеймом королём Богемии и начала военных действий между католической императорской армией и чешским войском Уния действовала вяло и проявила полное бессилие, зависевшее от преобладания между её членами частных интересов. Уния обещала Фридриху Пфальцскому помощь, если нападению подвергнутся его наследственные владения, но отказалась поддерживать его в его богемском предприятии; затем между Унией и Католической лигой был подписан Ульмский договор (1620), по которому Лига дала обещание не трогать наследственных владений Фридриха, а Уния — сохранять в таком случае мир. Уния действовала нерешительно даже тогда, когда войска эрцгерцога Альбрехта вторглись в Пфальц и начали опустошать его.
Известие о белогорской битве повело к упадку Унии: имперские города стали выходить из неё. Полное бессилие Унии сказывалось все сильнее: в апреле 1621 года она вошла со Спинолой (полководцем Альбрехта) в соглашение, в силу которого Пфальц был оставлен на произвол судьбы.
Вскоре Уния совсем распалась, не сыграв в судьбах немецкого протестантизма той роли, к которой, казалось, была призвана.
См. также
Напишите отзыв о статье "Евангелическая уния"
Отрывок, характеризующий Евангелическая уния
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
