Елгава (станция)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 56°38′25″ с. ш. 23°43′56″ в. д. / 56.640472° с. ш. 23.732278° в. д. / 56.640472; 23.732278 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=56.640472&mlon=23.732278&zoom=16 (O)] (Я)
Станция Елгава
Jelgava
линия Рига — Елгава
линия Тукумс II — Елгава
линия Елгава — Крустпилс
линия Елгава — Лиепая
линия Елгава — Мейтене
Latvijas dzelzceļš
Дата открытия:

1868 год[1]

Прежние названия:

Митава, Митава I, Митау-Вест, Елгава I

Классность:

1

Количество платформ:

3

Количество путей:

27

Тип платформ:

1 боковая, 1 островная, 1 тупиковая

Форма платформ:

прямая

Ток:

постоянный (3 кВ)

Код в АСУЖТ:

[osm.sbin.ru/esr/esr:091809 091809]

Код в «Экспресс-3»:

2500335

Е́лгава (латыш. Jelgava) или Елгава I — узловая железнодорожная станция в городе Елгава (Латвия) на линии Рига — Елгава.



История

Станция Митава I, принадлежавшая Риго-Орловской железной дороге, появилась во время строительства линии Рига — Елгава. Было построено станционное кирпичное здание (1870 г.), оборудованы: перрон, паровозный и вагонный сараи, товарный склад, весовая будка, товарная рампа, водяная башня, будка стрелочника, дровяной сарай и жилое здание[2].

Первоначально станция Митава I была конечной, но вскоре железную дорогу продлили до Мажейкяя. В 1904 году, после открытия Московско-Виндавской железной дороги возросла интенсивность движения поездов через Елгавский железнодорожный узел.

В годы Первой мировой войны произошло расширение устроенного немецкой армией паровозного депо, предназначенного для обслуживания локомотивов поездов шяуляйского направления.

Здание было значительно повреждено в обеих мировых войнах, но всякий раз восстанавливалось. Нынешнее название Елгава используется с 1921 года[2].


Напишите отзыв о статье "Елгава (станция)"

Примечания

  1. Железнодорожные станции СССР. Справочник. — М.: Транспорт, 1981
  2. 1 2 Том Алтбергс, Карина Аугустане, Иева Петерсоне. Железные дороги Латвии. — Jumava, 2010. Страница 45

Ссылки

  • [railwayz.info/photolines/station/1100 Страничка станции на сайте railwayz.info] (рус.) (рус.)
Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
Цукурфабрика
Железнодорожная линия Рига — Елгава
Следующая остановка:
конечная
Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
Ливберзе
Железнодорожная линия Тукумс II — Елгава
Следующая остановка:
конечная
Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
конечная
Железнодорожная линия Елгава — Крустпилс
Следующая остановка:
Елгава II
Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
конечная
Железнодорожная линия Елгава — Лиепая
Следующая остановка:
50 км
Остановочные пункты железной дороги
Предыдущая остановка:
конечная
Железнодорожная линия Елгава — Мейтене
Следующая остановка:
48 км


Отрывок, характеризующий Елгава (станция)



Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.