Енджеевский, Доминик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Доминик Енджеевский
Dominik Jędrzejewski
Рождение

4 августа 1886(1886-08-04)
Коваль, Польша

Смерть

29 августа 1942(1942-08-29) (56 лет)
концлагерь Дахау

Почитается

Католическая церковь

Беатифицирован

1999 год

В лике

блаженный

День памяти

12 июня

Подвижничество

мученик

Доми́ник Енджее́вский (польск. Dominik Jędrzejewski; 4 августа 1886, Коваль, Польша — 29 августа 1942, концлагерь Дахау) — блаженный Римско-Католической Церкви, священник, мученик. Входит в число 108 блаженных польских мучеников, беатифицированных римским папой Иоанном Павлом II во время его посещения Варшавы 13 июня 1999 года.



Биография

После получения педагогического образования в 1906 году вступил в Высшую Духовную семинарию во Влоцлавке. 18 июня 1911 года был рукоположен в священника, после чего служил викарием, капелланом. Занимался благотворительной и педагогической деятельностью с молодёжью.

26 августа 1940 года был арестован оккупационными немецкими властями и направлен в концентрационный лагерь Заксенхаузен, после — в концлагерь Дахау, где погиб 29 августа 1942 года. Его концентрационный номер — 22813. Перед смертью не воспользовался предложением фашистов освобождения из лагеря в обмен на заявление об отказе от священстваК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4630 дней].

Прославление

13 июня 1999 года был беатифицирован римским папой Иоанном Павлом II вместе с другими польскими мучениками Второй мировой войны.

День памяти — 12 июня.

Напишите отзыв о статье "Енджеевский, Доминик"

Ссылки

[www.santiebeati.it/dettaglio/93056 Краткий биографический очерк]  (итал.)

Отрывок, характеризующий Енджеевский, Доминик

– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.