Семёнов, Евгений Петрович

Евгений Петрович Семёнов
Eugène Séménoff
Е. П. Семёнов-Коган на общем собрании Международной Лиги Мира и Свободы в Берне 2 мая 1909 года
Род деятельности:	Журналист, политический деятель
Дата рождения:	9 июля 1861(1861-07-09)
Место рождения:	Гросс-Либенталь, Одесский уезд, Херсонская губерния
Гражданство:	→
Дата смерти:	1944(1944)

Евгений Петрович Семёнов (фр. Eugène Séménoff, настоящее имя Соломо́н Моисе́евич Ко́ган; 9 июля 1861, колония Гросс-Либенталь, Одесский уезд, Херсонская губерния — 1944) — российский журналист и политический деятель. Народоволец.

Биография

Учился во 2-й одесской гимназии, окончил 1-й курс юридического факультета Новороссийского университета в Одессе. Арестован по обвинению в причастности к деятельности Народной воли. Эмигрировал. Работал в пацифистских организациях, занимал пост генерального секретаря в Лиге разоружения. Совместно с князем П. Д. Долгоруковым и М. М. Ковалевским организовывал первые антивоенные движения в России. Читал лекции о русской и французской литературе. В 1888—1889 гг. в Женеве издавал журнал «Свобода». Опубликовал во Франции книгу о еврейских погромах в России (фр. Une page de la contre-révolution russe (les pogromes); 1905), вышедшую с предисловием Анатоля Франса, и французский перевод «Песни о буревестнике» Максима Горького с приложением очерка жизни и творчества писателя (фр. L'annonciateur de la tempête; 1905, второе издание 1921).

Затем вернулся в Россию, опубликовал мемуарную книгу «В стране изгнания (Из записной книжки корреспондента)» (СПб., 1912). Печатался в «Общем деле», «Нашей жизни», редактор «Свободы», редактор-издатель газеты «Накануне», печатался в «Речи», «Русском слове», «Дне», «Europeen» и других изданиях.

В послереволюционные годы был вовлечён в историю с «документами Сиссона», компрометирующими руководство партии большевиков как состоявшее на содержании у немецкого правительства (позднейшими исследователями эти документы считаются фальшивкой): при посредничестве Семёнова эти документы были приобретены американским посланником Сиссоном у журналиста Фердинанда Оссендовского, который, вероятно, их и изготовил.

В 1920 году эмигрировал вновь, выступал в Париже с антисоветскими лекциями, напечатал публицистические брошюры «За и против. Отношения Франции с русскими Советами» (фр. Pour et Contre. Les Relations de la France avec les Soviets Russes; 1923) и «Сигнал опасности: франко-русские сбережения и русские банки после большевистского переворота» (фр. Un cri d'alarme: épargne franco-russe et banques russes depuis le coup d'état bolcheviste; 1926). В 1933 г. опубликовал биографическую книгу «Страдальческая жизнь Ивана Тургенева» (фр. La vie douloureuse d'Ivan Tourguéneff), в состав которой включены некоторые ранее не издававшиеся письма писателя.

Ссылки

• [www.dommuseum.ru/index.php?m=dist&pid=12987 Биографическая справка на сайте Дома-музея Марины Цветаевой]
• [narovol.narod.ru/art/lit/kto.htm Коган С. М. «Кто сердца в груди не имеет»]
• [www.unz.org/Pub/LivingAge-1928feb01-00250 Eugène Semenoff. When Russia Went Red: The Diary of an Eyewitness] // The Living Age, February 1, 1928, pp. 250–256.  (англ.)

Отрывок, характеризующий Семёнов, Евгений Петрович

– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.