Зариньш, Янис (скульптор)

Янис Зариньш
Jānis Zariņš
Дата рождения:	12 мая 1913(1913-05-12)
Место рождения:	Руйиена,Лифляндская губерния, Российская империя
Дата смерти:	18 января 2000(2000-01-18) (86 лет)
Гражданство:	Латвия Латвия СССР СССР
Жанр:	скульптор
Учёба:	Латвийская Академия художеств
Стиль:	социалистический реализм
Премии:

Я́нис За́риньш (латыш. Jānis Zariņš; 12 мая 1913 — 18 января 2000) — латвийский и советский скульптор. Народный художник Латвийской ССР (1988). Лауреат Ленинской премии (1970).

Биография

Янис Зариньш родился 12 мая 1913 года в небольшом латвийском городе Руйена (Рюиель) (ныне Латвия).

Окончил Латвийскую художественную академию (мастерская Карлиса Зале, 1942), учился в Мастерской художественной керамики Вилиса Васариньша (1942—1944). Выставляться начал с 1938 года. Монументалист, автор многих памятников советского периода. Член СХ Латвийской ССР с 1950 года.

Награды и звания

• народный художник Латвийской ССР (1988)
• премия СХ СССР (1958)
• Ленинская премия (1970) — за участие в создании мемориала в Саласпилсе

Основные работы

Монументальная скульптура: памятник 11 расстрелянным комсомольцам (Валмиера, 1949), памятник Я. Фабрициусу (Вентспилс, 1954), памятник участникам Революции 1905 года (Стопини, 1962), один из авторов скульптурной композиции Саласпилсского мемориального ансамбля, автор демонтированных памятников Ленину в Руйене, Гулбене и Вентспилсе, памятный камень Райнису и Аспазии (Слободской, 1988), памятник А. Пумпуру (Пиебалга, 1989).

Портреты: дирижёр А. Мелбардис (1958), писатель Р. Блауманис (1970).

Мемориальная скульптура: надгробные памятники Я. Межулису (1961), В. Крастиньшу (1965), К. Барону (1985), Ф. Бривземниеку (1986).

Станковая скульптура: «Утро» (1958), «Кукурузница» (1963), «Любовь» (1971).

Литература

• Аусма Балцербуле Скульптор Янис Зариньш. — Рига. Зинатне, 1983

Ссылки

• [www.nmkk.lv/PubliskaPrieksmetuInformacijasApskate.aspx?ID=294357 Описание работы Яниса Зариньша в каталоге Латвийского национального художественного музея]

Отрывок, характеризующий Зариньш, Янис (скульптор)

Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.