Васариньш, Вилис
| Вилис Васариньш | |
| Vilis Vasariņš | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Дата смерти: | |
| Гражданство: | |
Ви́лис Ва́сариньш (латыш. Vilis Vasariņš; 3 февраля 1906 — 23 марта 1945) — латвийский художник-керамист и сценограф.
Содержание
Биография
Вилис Васариньш родился 3 февраля 1906 года в Вайвской волости Лифляндской губернии Российской империи.
Окончил художественное отделение Цесисской ремесленной школы (1924), Латвийскую художественную академию (мастерская керамики Рудольфа Пельше, 1933).
Работал декоратором в Даугавпилсском театре (1933—1937), техником и педагогом керамической мастерской Латвийской художественной академии (1937—1944).
Участвовал в выставках с 1929 года. Сотрудничал с Кузнецовской фабрикой фарфора и фаянса (рисовал эскизы). Был членом общества художников «Садарбс». Обладатель Серебряной медали Всемирной выставки в Париже (1937). Автор неизданной книги «Латышская керамика» (рукопись, 1944).
В 1944 году был мобилизован в Латышский легион, погиб 23 марта 1945 года в Курляндском котле.
Основные работы
Театральная сценография: декорации к спектаклям Даугавпилсского театра — «Любовь сильнее смерти» Я. Райниса (1936) и «Ерсикский князь Висвалдис» Я. Мединя (1936).
Живопись: «Осенний луг» (1937), «Строптивая лошадь» (1941).
Декоративное искусство: декоративная тарелка «Игрок на кокле» (1941), декоративная фигура «Кармен» (1933).
Мемориальная скульптура: надгробный памятник Е. и В. Шенбергам на Лесном кладбище в Риге (1935)[1].
Напишите отзыв о статье "Васариньш, Вилис"
Примечания
- ↑ Māksla un arhitektūra biogrāfijās. — [Rīga] : Latvijas enciklopēdija : Preses nams, 1995-[2003]. — (Latvija un latvieši). 1.sēj. Kal-Rum / atb. red. Andris Vilsons; aut.: Vaidelotis Apsītis, Laila Baumane … [u.c.]. — Rīga : Latvijas enciklopēdija, 1996. — 239 lpp. : il. ISBN 5-89960-057-8 ISBN 5-89960-059-4
Ссылки
- [www.antonia.lv/lv/porcelans/vasarins-vilis/ Работы Вилиса Васариньша]
|
Это заготовка статьи о деятеле искусства. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Васариньш, Вилис
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
