Зимнее утро

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зимнее утро
Жанр

драма

Режиссёр

Николай Лебедев

Автор
сценария

Сократ Кара-Дэмур

В главных
ролях

Таня Солдатенкова
Костя Корнаков
Николай Тимофеев
Вера Кузнецова

Оператор

Семён Иванов

Композитор

Владимир Маклаков

Кинокомпания

«Ленфильм»

Длительность

90 мин

Страна

СССР СССР

Язык

русский

Год

1967

IMDb

ID 0187612

К:Фильмы 1967 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Зи́мнее у́тро» — художественный фильм режиссёра Николая Лебедева, снятый в 1967 году по мотивам повести Тамары Цинберг «Седьмая симфония».





Сюжет

Девочка Катя спасает маленького мальчика во время бомбежки в блокадном Ленинграде. Их дом разгромлен. Она даёт мальчику имя Серёжа и начинает заботиться о нём. Через некоторое время Катя случайно знакомится с капитаном Вороновым, который только что вернулся с фронта и разыскивает свою семью. Вскоре капитан вынужден оставить Катю с Сережей, но, уходя, отдает им много еды, которую он вёз жене и сыну. Через какое-то время Катя устраивается на работу в больницу. Туда привозят раненого, в котором девочка узнаёт капитана Воронова. В больнице он получает грустные известия и вынужден смириться с потерей своей семьи. Однако вскоре, перед тем как уехать обратно на фронт, он случайно упоминает имя своего сына Мити. Серёжа, услышав имя, сразу вспоминает дразнилку, которую придумала его мама, когда он был ещё совсем маленьким. Воронов понимает, что это его сын, но вынужден их оставить. В машине капитан говорит водителю, что попрощался «с сыном… и с дочерью».

В ролях

Съёмочная группа

Премии

  • «Золотой приз» лучшему детскому фильму на VI МКФ в Москве (1969)
  • Приз «За самый добрый фильм» на II МКФ детских фильмов (в рамках VI МКФ) в Москве (1969)

Отличия от книги

Сюжет книги заметно отличается от экранизации. В фильме мать Мити-Серёжи договаривается об эвакуации вместе с ребёнком, но погибает во время артиллерийского обстрела по дороге домой. В книге, узнав, что детей младше трёх лет на эвакуацию не берут (якобы потому, что таких всё равно не довезти), мать бросает мальчика одного в пустой квартире и, уходя, говорит соседке, что Митя умер. Впоследствии именно от соседки о мнимой смерти сына узнаёт и Воронов, а ещё позднее, уже в больнице, он получает письмо от жены, в котором та просит не искать её, поскольку она встретила другого человека. В фильме Воронов узнаёт сына, в то время как в книге это так и остаётся для него неизвестным. Уже после войны он возвращается к детям, но когда в конце повествования Катя признаётся Воронову, что Серёжа ей не родной, тот отвечает: «Что уж тут считаться, всех война породнила».

Напишите отзыв о статье "Зимнее утро"

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=12318 «Зимнее утро»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Зимнее утро

– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.