Иванютина, Тамара Антоновна

Тамара Антоновна Иванютина
Іванютина
Имя при рождении:	Тамара Антоновна Масленко
Прозвище	«Отравительница»
Дата рождения:	1941(1941)
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	1987(1987)
Причина смерти:	расстрел
Наказание:	смертная казнь
Убийства
Количество жертв:	9
Период убийств:	1976—1987
Основной регион убийств:	Киев
Способ убийств:	отравление
Мотив:	корысть и месть

Тамара Антоновна Иванютина (1941—1987) — советская серийная убийца. Главная фигурантка резонансного уголовного дела конца 1980-х годов, расследовавшегося в Киеве.

Биография

Тамара Иванютина (в девичестве Масленко) родилась в многодетной семье (одна из шестерых детей), в которой родители всегда внушали детям, что главное в жизни — материальная обеспеченность. Хотя судебно-психиатрическая экспертиза и признала Иванютину вменяемой, но отметила такие особенности её психики как завышенная самооценка, мстительность, обидчивость. В процессе расследований дела об отравлениях выяснилось, что Иванютина была уже ранее судима за спекуляцию, а на работу в школу устроилась по поддельной трудовой книжке.

Учитель химии Виктор Стадник, сам пострадавший от действий Иванютиной, отмечает такие черты её характера как «настырность и наглость», а также грубость и недисциплинированность.

Убийства

17 и 18 марта 1987 года сразу несколько учеников и работников школы № 16 Минского района Киева оказались в больнице с признаками пищевого отравления. Двое детей - Сергей Панибрат и Андрей Кузьменко и двое взрослых скончались практически сразу, остальные 9 человек находились в реанимации. Врачи первоначально подозревали у пострадавших грипп либо кишечную инфекцию, однако некоторое время спустя у пострадавших начали выпадать волосы, что нехарактерно для подобных заболеваний.

По фактам отравлений и смертей было возбуждено уголовное дело, создана следственная группа. Следствие, допросив оставшихся в живых потерпевших, установило, что все они почувствовали недомогание, пообедав в день накануне (16 марта 1987 года) в школьной столовой, причём все они ели гречневую кашу и печёнку. Когда возник вопрос, контролируется ли кем-либо качество еды в школьной столовой, выяснилось, что отвечавшая за это медицинская сестра-диетолог Наталья Кухаренко (по другим данным — Кукаренко) умерла за две недели до описываемых событий, по официальным данным — от сердечно-сосудистого заболевания. Однако обстоятельства смерти Кухаренко вызвали у следствия сомнения, в силу чего было решено эксгумировать её тело. В результате соответствующих исследований в тканях трупа Кухаренко были найдены следы таллия. После этого были проведены обыски у всех лиц, имевших отношение к школьному пищеблоку, в том числе и в доме, где проживала Тамара Иванютина, работавшая посудомойкой в столовой школы № 16.

При обыске у Иванютиной была найдена какая-то «небольшая, но очень тяжёлая баночка», заинтересовавшая оперативников и следователей, а потому изъятая и отданная на экспертизу. Лабораторное исследование показало, что в банке находится «жидкость Клеричи» — высокотоксичный раствор на основе таллия, применяемый в некоторых отраслях геологии.

Иванютина была арестована и первоначально написала явку с повинной, признавшись в совершении отравления в школьной столовой 16 марта 1987 года. Поводом к совершению преступления, по утверждению Иванютиной, послужило то, что шестиклассники, обедавшие в столовой, отказались расставлять столы и стулья, и она «решила наказать их». Однако позже Иванютина заявила, что явка с повинной была сделана ею под давлением следствия, и от дачи дальнейших показаний отказалась.

Расследование

Дальнейшее расследование «дела Иванютиной — Масленко — Мациборы» (укр. Справа Іванютиної — Масленків — Мацибори) показало, что Иванютина и члены её семьи (сестра, родители) уже в течение 11 лет (то есть с 1976 года) использовали таллий для совершения отравлений; причём, отравления совершались как с корыстной целью, так и в отношении людей, которые просто по каким-то причинам не нравились членам семейства. Жидкость Клеричи члены семьи приобретали у знакомой, работавшей в геологическом институте, объясняя ей, что яд необходим для уничтожения крыс. Знакомая призналась, что на протяжении 15 лет не менее девяти раз передавала Иванютиной, её сестре и родителям порции этого вещества.

В начале своей криминальной деятельности Иванютина отравила своего первого мужа, чтобы заполучить его квартиру; супруг скончался. После его смерти Иванютина вышла замуж второй раз, но и в новом браке отравила свёкра и свекровь (умерли с интервалом в два дня) и небольшими порциями яда травила второго мужа (целью было завладение принадлежавшим родителям мужа домом с земельным участком).

В сентябре 1986 года Иванютина устроилась работать посудомойкой в школу. Работа на этой должности, по версии следствия, была нужна Иванютиной для того, чтобы получить доступ к продуктам и пищевым отходам, поскольку она держала большое хозяйство: свиней, кур. За время работы в столовой Иванютина отравила (помимо уже описанных выше эпизодов) школьного парторга Щербань Екатерину Арсентьевну (скончалась) и учителя химии (выжил), которые препятствовали ей в хищении продуктов из столовой, а также двух учеников первого и пятого классов (выжили) — они попросили у Иванютиной остатки котлет для своих домашних животных.

Также следствие доказало, что старшая сестра Иванютиной — Нина Мацибора, используя ту же жидкость Клеричи, отравила своего мужа и завладела его киевской квартирой. Многочисленные отравления совершали и родители Иванютиной — супруги Масленко: в частности, посредством отравлений ими были убиты сосед по коммунальной квартире и родственница, сделавшая замечание супругам.

Уже находясь в СИЗО, Мария Масленко так объясняла сокамерницам свою жизненную позицию: «Чтобы добиться желаемого, нужно не жалобы писать, а дружить со всеми, угощать. Но в пищу особенно зловредным добавлять яд». География преступной деятельности семейства не ограничивалась Украиной; доказано, что некоторые преступления были совершены ими и в РСФСР: в частности, Масленко-старший, находясь в Туле, отравил там свою родственницу, подмешав ей яд в самогон. Также члены семьи травили и соседских домашних животных.

Суд и приговор

Перед судом по обвинению в совершении многочисленных отравлений, в том числе с летальным исходом, предстали 45-летняя Тамара Антоновна Иванютина, её старшая сестра Нина Антоновна Мацибора, а также их родители — Антон Митрофанович и Мария Фёдоровна Масленко. Следствием и судом было установлено, что семья Иванютиной — Мациборы — Масленко на протяжении 11 лет в корыстных интересах, а также по мотивам личной неприязни совершала многочисленные убийства и покушения на убийства различных лиц посредством отравления их так называемой «жидкостью Клеричи» — высокотоксичным раствором на основе соединений таллия.

По данным нынешнего заместителя председателя Конституционного суда Украины С. М. Винокурова, работавшего в период расследования дела в должности старшего следователя по особо важным делам в городской прокуратуре Киева, эпизоды, доказанные следствием в рамках расследования дела, относятся к первым случаям использования таллия для отравлений, зафиксированным в СССР. Всего было доказано 40 эпизодов отравления, совершённых этим семейством, из них 13 — со смертельным исходом. При этом наибольшее число летальных отравлений (9) и покушений на убийство (20) было совершено лично Тамарой Иванютиной. Судебный процесс продолжался около года; Иванютина в своём последнем слове вины в инкриминируемых ей деяниях не признала и отказалась просить прощения у родственников своих жертв. Все подсудимые были признаны виновными в убийствах и покушениях на убийство, совершённых посредством отравлений.

Казнь

Иванютина была приговорена к смертной казни — расстрелу (приговор был приведён в исполнение). Её подельники были осуждены к различным срокам лишения свободы: Нина — к 15 годам (дальнейшая судьба неизвестна), а отец и мать — к 10 и 13 годам соответственно (умерли в заключении). На следствии Иванютина призналась, что её мечтой было приобретение автомобиля «Волга». В ходе расследования пыталась подкупить следователя, пообещав ему «много золота». Отказавшись признавать свою вину и раскаиваться в содеянном, пояснила на суде, что у неё «не то воспитание».

Необычность дела заключается ещё и в том, что главная обвиняемая — женщина, была приговорена к высшей мере наказания — расстрелу, и приговор был приведён в исполнение. Два других достоверно подтверждённых случая применения смертной казни к женщине в СССР в послесталинскую эпоху — это расстрелы по приговорам суда в 1979 году коллаборационистки периода Великой Отечественной войны Антонины Макаровой и в 1983 году спекулянтки Берты Бородкиной. Дело Иванютиной до сих пор включается на Украине в учебные методические материалы по уголовному процессу.

См. также

• Валерий Нехаев
• Хаяси Масуми

Ссылки

• [www.ntv.ru/peredacha/sledstvie/m2320/o104716 «Ядовитая школа»]. НТВ. Из цикла передач «Следствие вели…» (16 июня 2012 года). Проверено 25 ноября 2012. [www.webcitation.org/6DVA0R1RO Архивировано из первоисточника 7 января 2013].

Отрывок, характеризующий Иванютина, Тамара Антоновна

Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.