Изерло, Эрвин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Эрвин Изерло (нем. Erwin Iserloh, 16 мая 1915 года, Дуйсбург — 14 апреля 1996 года, Мюнстер) — немецкий историк церкви и экуменист.

В 1940 году стал католическим священником. Учился у Йозефа Лортца, основоположника лютеровских исследований в католической школе церковной истории, а также у Хуберта Йедина, автора многотомного труда по истории церкви. В 19541964 гг. преподавал историю христианства в Трире, затем в Мюнстере. В 1983 г. был удостоен звания почётного профессора и в дальнейшем возглавлял Католический экуменический институт.

Помимо собственных монографических исследований, Изерло учредил книжную серию «Corpus Catholicorum», посвящённую трудам немецких католических богословов XVI века, был соредактором специализированных журналов «Theologische Revue» и «Catholica».

Из результатов многолетних исторических изысканий Изерло один привлёк к себе широкое общественное внимание. Тщательно исследовав источники, Изерло установил, что предание о том, что Мартин Лютер собственноручно прибил 95 тезисов к вратам церкви Виттенбергского замка, не имеет под собой никаких документальных оснований: сам Лютер неоднократно сообщал в своих сочинениях, что отправил тезисы почтой архиепископу Майнцскому, а не получив ответа, решился обнародовать их устно и печатно, версия же о прибитом листе с тезисами возникла в позднейших записках соратника Лютера, Меланхтона, который никак не мог быть очевидцем события.



Труды

  • «Лютер между реформой и реформацией. Прибития тезисов не было» (Luther zwischen Reform und Reformation. Der Thesenanschlag fand nicht statt, Мюнстер, 1968
  • «Лютер и реформация» (Luther und die Reformation), Ашаффенбург, 1974
  • «История и теология реформации» (нем. Geschichte und Theologie der Reformation), Падерборн, 1980

Напишите отзыв о статье "Изерло, Эрвин"

Отрывок, характеризующий Изерло, Эрвин

– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.