Индепенденс-фьорд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Индепенденс-фьордИндепенденс-фьорд

</tt> </tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Индепенденс-фьорд
дат. Independence-fjorden
Вид со спутника
82°08′ с. ш. 28°00′ з. д. / 82.133° с. ш. 28.000° з. д. / 82.133; -28.000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=82.133&mlon=-28.000&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 82°08′ с. ш. 28°00′ з. д. / 82.133° с. ш. 28.000° з. д. / 82.133; -28.000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=82.133&mlon=-28.000&zoom=9 (O)] (Я)
Вышестоящая акваторияМоре Ванделя
СтранаГренландия Гренландия
ТипФьорд
К:Водные объекты по алфавиту

Индепенденс-фьорд (дат. Independence-fjorden) — крупный фьорд в Гренландии.





Описание

Индепенденс находится в северо-восточной части Гренландии, с севера граничит с Землёй Пири. Длина фьорда около 200 километров, средняя ширина около 30. Устье фьорда открывается в море Ванделя (акватория Северного Ледовитого океана). Своё имя получил 4 июля 1892 года, его фьорду дал американский исследователь Роберт Пири, который первым из цивилизованных людей увидел его в этот день — День независимости своей страны.

Исследование

По берегам фьорда обнаружены многочисленные остатки стоянок и жилищ палеоэскимосов. По датам существования эти памятники археологии разделены датским исследователем-археологом Эйгилом Кнутом (Eigil Knuth) на Первую культуру Индепенденса (Independence I culture) и Вторую (Independence II culture)[1].

Исследование фьорда началось в начале XX века, первая заметная работа по этой теме принадлежит Кристиану Бендиксу Тострупу, который опубликовал в 1911 году своё «Этнографическое описание эскимосских поселений и каменных руин в северо-восточной Гренландии». В 1912 году побережье фьорда исследовали датчане Кнуд Расмуссен и Петер Фрейхен (Peter Freuchen), которые доказали, что Земля Пири не является островом, подробно задокументировали данные о температуре, льде, скалах, а также обнаружили остатки самого северного на тот момент эскимосского поселения, являвшегося самым северным постоянным поселением человека на Земле[2].

Северное побережье фьорда (южная часть Земли Пири) была населена Первой культурой (2400—1800 г. до н. э.) палеоэскимосов, их жилища были построены из камней и костей, они промышляли охотой, преимущественно на овцебыков и зайцев. Более молодые (1800—1300 г. до н. э.) остатки Первой культуры найдены на южном побережье Индепенденса. Там же обнаружены следы жизни Второй культуры (800—200 г. до н. э.) — их способы постройки жилищ, предметы быта, другие артефакты несколько отличаются от предшественников.

Напишите отзыв о статье "Индепенденс-фьорд"

Примечания

  1. [elfshotgallery.blogspot.ru/2010/11/what-is-independence-i.html What is Independence I?]  (англ.) на сайте elfshotgallery.blogspot.ru
  2. Игорь Муромов [fisechko.ru/100vel/putech/100.html «100 великих путешественников: Расмуссен Кнуд Йохан Виктор»]  (рус.) на сайте fisechko.ru

Ссылки

  • [icyseas.org/2012/07/04/independence-fjord-peary-and-first-thule-expedition/ Independence Fjord, Peary, and the First Thule Expedition]  (англ.) на сайте icyseas.org
  • Eigil Knuth. [pubs.aina.ucalgary.ca/arctic/Arctic5-1-17.pdf «An outline of the archaeology of Peary Land»]  (англ.) на сайте pubs.aina.ucalgary.ca
  • J. C. Troelsen [2dgf.dk/xpdf/bull-1952-12-2-211-220.pdf «Notes on the Pleistocene Geology of Peary Land, North Greenland»]  (англ.) на сайте 2dgf.dk
  • [grenlandes.ru/pervye-lyudi-grenlandii/ Первые люди Гренландии]  (рус.) на сайте grenlandes.ru

Отрывок, характеризующий Индепенденс-фьорд

Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.