Историческая школа (экономика)

Историческая школа (англ. history school) — направление в экономической науке, главными положениями которого являлись: изучение истории хозяйства; анализ конкретных экономических ситуаций в различных странах (в отличие от классиков, считавших, что сформулированные ими законы реализуются в любом государстве во всякое время); использование в основном индуктивного метода.

В отличие от классиков, которые считали, что экономикой движут 2 фактора: человек и всё человечество, Фридрих Лист говорил, что очень важным фактором в экономике является ещё и национальность.

Немецкая историческая школа

Наибольшее распространение идеи исторической школы получили в Германии: здесь действовали т. н. старая, новая и юная исторические школы.

Предшественниками германского историцизма в экономической науке считаются немецкие националисты и романтики XIX века: Гегель, Фридрих Карл Савиньи (основатель исторической школы права, от которой и пошло название всего направления), Адам Мюллер и Фридрих Лист.

Основными представителями старой Исторической школы являются В. Рошер, К. Книс и Б. Гильдебранд.

Крупнейшие экономисты новой Исторической школы: Г. фон Шмоллер, К. Бюхер, А. Вагнер, Г. Ф. Кнапп и Л. Брентано.

Среди ученых юной исторической школы выделяются: В. Зомбарт, А. Шпитгофф , К. Поланьи, М. Вебер и его брат А. Вебер.

Между представителями юной исторической школы и Густавом фон Шмоллером с одной стороны и австрийской школой маржинализма с другой развернулась дискуссия, получившая название «спор о методах».

В дальнейшем немецкая историческая школа стала основой для развития институционализма.

Английская историческая школа

Крупнейшими представителями исторической школы в Англии являлись Т. Тук, преподобный Дж. Т. Роджерс, Арнольд Тойнби-старший (1852—1883) (дядя известнейшего ученого XX века), Уильям Каннингем, У. Дж. Эшли, Томас Э. Клифф Лесли, Дж. К. Ингрэм, Дж. Гобсон, Ричард Тоуни. Особенно важное значение для истории экономики имели фундаментальные работы Т. Тука.

Французская и российская исторические школы

Среди французских экономистов, работавших в русле исследований исторической школы можно выделить К. Жюгляра, Пьера Эмиля Левассёра, Шарля Жида, Франсуа Симиана (1873—1935), Альбера Афтальона, Мишеля Огюста Адольфа Ландри (1874—1956).

Ряд работ по экономико-исторической тематике написали российские ученые Иван Иванович Янжул (1846—1914), Илларион Игнатьевич Кауфман (1848—1916), М. И. Туган-Барановский, И. М. Кулишер.

Ссылки

• [society.polbu.ru/rozmainsky_econanalysis/ch21_i.html Немецкая историческая школа. Общая характеристика]
• [cepa.newschool.edu/het/schools/historic.htm Немецкая историческая школа]  (англ.)
• [homepage.newschool.edu/het/schools/enghist.htm Английская историческая школа]  (англ.)
• [cepa.newschool.edu/het/schools/frenchist.htm Французская историческая школа]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Историческая школа (экономика)

В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.