История Рио-де-Жанейро

История Рио-де-Жанейро насчитывает около полутысячи лет.

1 января 1502 года португальским мореплавателем Гаспаром де Лемушем был открыт залив Гуанабара. Португальцы приняли залив за устье реки — отсюда название города, в переводе с португальского означающее январская река.

В 1555 году 500 французских колонистов под командованием адмирала Николя Дюрана де Виллеганьона основали на острове Серигипе колонию Анривиль, и построили Форт-Колиньи. С целью изгнания французов в 1560 году генерал-губернатор Бразилии Мем ди Са отправил против них экспедицию на 26 судах с 2000 человек на борту, но потерпел неудачу. В 1565 году на материке неподалёку от французского поселения высадились португальские войска под командованием Эштасиу ди Са — племянника Мем ди Са. В качестве базы для операций португальцы основали у подножия горы Сахарная голова укрепление Сан-Себастьян ди Рио-де-Жанейро. Боевые действия продолжались два года, сам Эштасиу ди Са погиб, но свою задачу португальцы выполнили: французы были изгнаны. В 1567 году было образовано капитанство Рио-де-Жанейро. В 1568 году по распоряжению Мем ди Са далее в глубине материка на берегу залива было выбрано место для поселения. Так началось развитие города.

В 1572 году для усиления обороны этих мест было создано генерал-губернаторство Рио-де-Жанейро, однако в 1578 году они были возвращены под власть генерал-губернаторства Бразилия. В 1607 году генерал-капитанство было воссоздано вновь, однако в 1613 территория опять была возвращена под власть генерал-губернатора. В 1621 году генерал-губернаторство было ликвидировано, а его территория — разделена между двумя штатами; залив Гуанабара с прилегающими землями оказался в составе штата Бразилия. В 1763 году столица Бразилии была перенесена из Салвадора в Рио-де-Жанейро.

В конце XVIII века наступил экономический спад: Центральная Америка успешно вытесняла Южную с рынка сахара, добыча золота и алмазов уменьшилась. В 1796 году экспорт через порт Рио-де-Жанейро составил менее половины стоимости экспорта 1760 года. Однако новый толчок развитию города дали Наполеоновские войны: в 1808 году португальская королевская семья бежала из Европы в Южную Америку и сделала Рио-де-Жанейро столицей. С 1808 по 1818 годы в Рио-де-Жанейро были построены и отреставрированы сотни зданий. В 1815 году было провозглашено Соединённое королевство Португалии, Бразилии и Алгарве. В 1821 году король Жуан VI был вынужден вернуться в Лиссабон, оставив Бразилию своему сыну Педру. В следующем году Педру провозгласил независимость Бразилии, и Рио-де-Жанейро стал столицей Бразильской империи. В это время в городе проживало 113 тысяч человек и имелось 13,5 тысяч зданий.

Расширение экспорта кофе привело к росту населения столицы и повышению его благосостояния. Возникали новые районы, в которых селились банкиры и плантаторы. В 1835 году началось регулярное пароходное сообщение с Нитероем, а в 1838 году в городе появился первый общественный транспорт — омнибус. В 1852 году Рио-де-Жанейро был связан железной дорогой с Петрополисом, в 1858 — с Нова-Игуасу. В 1854 году уличные светильники были переведены с масла на газ, в 1864 году в городе появилась канализация, в 1868 по улицам начала ходить конка, с 1877 года начала развиваться телефонная сеть.

В 1889 году Бразилия стала республикой. Согласно переписи 1890 года в Рио-де-Жанейро проживало 520 тысяч человек и он занимал площадь 158 км², что делало его крупнейшим городом страны и одним из крупнейших городов мира. Конституция 1891 года выделила его в отдельный федеральный округ.

В период с 1902 по 1906 город подвергся реконструкции: осушались болота (что уменьшило заболеваемость эпидемическими болезнями), расширялись и благоустраивались улицы.

В 1920 году население федерального округа превысило миллион человек, а в 1940 году достигло 1 миллиона 750 тысяч человек. Развивалась промышленность, изменялся ландшафт, в городе появились первые небоскрёбы и электрический транспорт. К 1960 году население города превысило 3,3 миллиона человек.

В 1960 году столица страны была перенесена в Бразилиа, что несколько замедлило, но не остановило рост населения города: в 1980 году население города превысило 5 миллионов человек, и ещё 3,6 миллионов человек проживали в пригородах. В связи с переносом столицы бывший федеральный округ был преобразован в штат Гуанабара. В 1975 году он был присоединён к штату Рио-де-Жанейро, и город Рио-де-Жанейро стал столицей объединённого штата.

Отрывок, характеризующий История Рио-де-Жанейро

На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».