Лем, Иван Михайлович

Иван Михайлович (Иоганн) Лем (Лейм, Лемм)
Основные сведения
Страна	Россия Россия
Место смерти	Санкт-Петербург

Иван Михайлович (Иоганн) Лем (Лейм, Лемм) (Lehm, Leim; 1738 — 8 июля 1810, Санкт-Петербург) — российский архитектор, градостроитель.

До 1755 года обучался у художника И. Э. Гриммеля в Рисовальной палате Академии наук. После этого стал учеником архитектора С. И. Чевакинского. При этом продемонстрировал склонность к науке и литературе, а также к практической архитектуре.

В 1774 году Лем получил звание «за архитектора», затем последовало присуждение ему звания архитектор. В 1774—1796 годах он служил в Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы а также архитектором Санкт-Петербургской канцелярии от строений, когда в ней пересматривался новый генеральный план Петербурга и в него вносились поправки. Комиссия о строениях Петербурга и Москвы руководила также разработкой генеральных планов многих городов России.

Будучи прихожанином деревянной Введенской церкви, существовавшей с 1732 года, он подготовил проект а затем и построил на углу Введенской и Большой Пушкарской улицы на её месте в стиле строгого классицизма новый каменный храм. Он был заложен в 1793 году и закончен в 1810 году (Церковь была снесена 1932 году)

В 1778 году им были составлены проектов образцовых фасадов, с целью их использования при строительстве в городах Российской империи. Затем в 1780-х годах архитектором составлены генеральные планы городов, Иркутска, Ораниенбаума, Перми и других. Архитектор строго следовал канонам классицизма, вводя симметрию в хаотическую планировку древних русских городов, накладывая геометрически правильную сетку улиц дорог на сохранившуюся застройку. Типичное для классицизма требование симметрии выполнялось архитектором даже в тех проектах, где он отступал от строгого следования классицистическим канонам.

Проявившаяся в начале карьеры тяга к литературе и научному творчеству привела к тому что в истории отечественного зодчества Лем прежде всего останется видным градостроителем и крупным ученым-теоретиком. Его сочинения в своё время переиздавались многократно. К ним относятся «Опыт городовым и сельским строениям, или Руководство к основательному знанию производить всякого рода строении» (1785), «Правила о перспективе» (1791), «Теоретические и практические предложения о гражданской архитектуре (С объяснением правил Витрувия, Палладия, Серлия, Виньолы, Блонделя и других)» (1792—1794), «Начертание с практическим наставлением как строить разные здания. (С принадлежащими правилами украшения и расположения как-то: церквей, увеселительных домов, сельских жилищ, служащих для всегдашнего или временного пребывания, служеб, мельниц, шлюзов, плотин, деревянных и каменных разных заведений)» (1803—1818), "Начертание древних и нынешнего времени разнородных зданий, как-то храмов,` домов, садов, статуй, трофеев, обелисков, пирамид и других украшений с описанием как располагать и производить разные строения с изъяснением мер и употребляемых материалов «1803 −1818». Все эти труды отличались отменной фундаментальностью.

Архитектор умер 8 июля 1810 года.

Автор ряда планов городов, включая планы Верхотурья, Ирбита, Романова, Сызрани, Алатыря, Кашина, Мурома и др. В 1770 разработал серию образцовых проектов для Владимира. Архитектор Медико-хирургической академии.

Публикации

Автор научных трудов:

• «Опыт городовым и сельским строениям или руководство к основательному знанию производить всякого рода строения» (1785)
• «Правила о перспективе» (1791)
• «Теоретические и практические предложения о гражданской архитектуре, с объяснением правил Витрувия, Палладио, Серлио, Виньолы, Блонделя и др.» (1792—1794)
• «Начертание древних и нынешнего времени разнородных зданий, как то: храмов, домов, садов, статуй, трофеев, обелисков, пирамид и других украшений» (1803)
• «Начертание с практическим наставлением, как строить разные здания, с принадлежащими правилами украшения и расположения, как то: церквей, увеселительных домов, сельских жилищ, служащих для всегдашнего или временного пребывания служб, мельниц, шлюзов, плотин, деревянных и каменных разных заведений» (1803)

Ссылки

• [www.eiprd.ru/site.php?mode=change_page&site_id=223&own_menu_id=30505&curent_page=23]
• При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

Отрывок, характеризующий Лем, Иван Михайлович

Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.