Витрувий

Витрувий

Марк Витру́вий Поллио́н (лат. Marcus Vitruvius Pollio; I век до н. э.) — римский архитектор и механик, учёный-энциклопедист.

Биография

На данный момент известна только фамилия — Vitruvius. Имя Марк и прозвище (когномен) Поллион являются вероятными, поскольку источником большей части биографических сведений являются труды самого Витрувия.

Предположительно, родился как свободный римский гражданин в Кампании. Получил архитектурное образование. Во время гражданской войны под руководством Юлия Цезаря принимал участие в постройке военных машин. Позднее, будучи военным инженером, самостоятельно занимался разработкой и созданием баллист и других осадных орудий. Среди воплощённых проектов Витрувия наиболее значимыми являются базилика в Фано и конструкции римского акведука.

Витрувий также является автором эргономической системы пропорционирования, позднее получившей распространение в изобразительном искусстве и архитектуре под названием «Витрувианский человек». В основе взглядов Витрувия лежало представление об универсальном объективном значении числовых закономерностей и пропорциональных отношений в строении Вселенной и человека, которыми надлежит руководствоваться и при сооружении зданий, и при построении машин. Дата смерти Витрувия неизвестна (что может свидетельствовать о том, что при жизни его работы не получили широкого признания).

«Десять книг об архитектуре»

Трактат «Десять книг об архитектуре» (лат. De architectura libri decem) является единственной сохранившейся античной работой об архитектуреК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) и — по свидетельству самого Витрувия — единственной на тот момент книгой об архитектуре на латыни. Книга посвящена императору Августу как знак благодарности за оказанную им помощь. Историк науки Н. Д. Моисеев утверждал, что временем написания трактата был 13 г. до н. э.

Автор обобщил в трактате опыт греческого и римского зодчества, рассмотрел комплекс сопутствующих градостроительных, инженерно-технических вопросов, практических правил строительного искусства и принципов художественного восприятия. В результате трактат представляет собой энциклопедию технических знаний своего времени.

За исключением нескольких свидетельств (Фронтин, Фавентин, Плиний Старший) труд Витрувия нашёл только очень небольшой отклик среди современников. Этому наверняка способствовала ограниченность темы, интересной тогда узкому кругу специалистов.

Трактат был известен в Средние века, существует более 80 средневековых манускриптов с текстом трактата на различных языках. Самый старый найденный датируется 996 годом и находится в Британском музее (Harley 2767). Однако наибольшую популярность работа приобрела в эпоху Ренессанса.

Часто указывается, что с открытия этой работы началось итальянское Возрождение. Без сомнения, «Десять книг об архитектуре» Витрувия повлияли на развитие Возрождения, но не могли быть его причиной (книги были хорошо известны в Средневековье). Скорее наоборот, в период возрастающего интереса к античности единственный сохранившийся античный автор не мог быть оставлен без внимания — даже при определённой несистематичности своего повествования. В 1486—1492 гг. гуманист Поджо Браччолини осуществил первое печатное издание трактата в Италии (требуется пояснение, так как Браччолини умер в 1459). Трактат Витрувия изучался архитекторами с XV вплоть до XIX века.

Витрувий первым из теоретиков архитектуры высказал гипотезу о возникновении архитектуры. Он поставил проблему золотой середины между теорией и практикой, описал основные понятия эстетики, соразмерность здания и человека, впервые в истории исследовал проблему музыкальной акустики помещений. В той или иной мере, теория Витрувия сохраняла значение до XIX века.

Содержание

Витрувий описал шесть основополагающих принципов архитектуры:

1. Ordinatio (систематичность, порядок, ордер) — описаны общие принципы архитектуры, основы формирования объёма (quantitas), основы пропорций, основы соотношений размеров (modulus). Здесь приведена знаменитая триада Витрувия: три качества, которыми обязательно должна обладать архитектура: firmitas (прочность конструкции), utilitas (польза), venustas (красота).
2. Dispositio (расположение, основа) — описаны основы организации пространства, основы проекта и отображение их в трёх основных чертежах: ichnografia (план этажа), ortografia (чертёж) и skenografia (перспективный вид).
3. Eurythmia — определяет красивые пропорции, изучается композиция.
4. Symmetria — под этой категорией скрывается сильный антропоморфизм. Акцентируется модуль, основанный на частях человеческого тела (нос, голова).
5. Decor — эта категория не ограничивается только декорацией и описывает ордерную систематичность.
6. Distributio — категория описывает способ экономического использования объекта.

Считая, что наибольшего успеха в практических действиях можно достичь, лишь сочетая «механическую сноровку» с «теорией и научными знаниями», Витрувий уделил в своём трактате большое внимание теории машин, посвятив ей десятую книгу трактата, озаглавленную «Основы механики». Данная книга — это краткое практическое руководство по прикладной механике, содержащее описание различных механизмов для поднятия тяжестей, практические правила и строительные рецепты. Разъясняя читателю принцип действия этих механизмов, Витрувий обращается к задаче о равновесии рычага, придерживаясь при этом кинематического направления статики. В восьмой главе книги X Витрувий излагает теорию действия рассмотренных им машин, включая основанную на законе равновесия рычага теорию равновесия простых машин.

В этой книге Витрувий приводит первое известное определение машины: «Машина есть сочетание соединённых вместе деревянных частей, обладающее огромными силами для передвижения тяжестей». Он описывает изготовление грузоподъёмных, водоподъёмных и пневматических машин, а также военной техники — осадных и метательных орудий.

Переводы

В 1547 году в Париже издаётся французский перевод трактата (перевод Жана Мартена).

В серии «Loeb classical library» сочинение издано в 2 томах в переводе Грейнджера (под № 251, 280).

В серии «Collection Budé» сочинение [www.lesbelleslettres.com/recherche/?fa=tags&tag=VITRUVE издано] в 10 отдельных книгах (издание завершено в 2009 году).

• Первый перевод трактата на русский был осуществлён В. Баженовым и Ф. Каржавиным в 1792—1797 гг.
• В 1936 году — перевод Ф. А. Петровского.
• В 2000 году — вышло в свет издание в обработке В. Л. Глазычева, ISBN 5-484-00192-7.

Русские переводы:

• Перро К. Сокращённый Витрувий, или Совершенный архитектор. — М., 1789.
• Марка Витрувия Поллиона об архитектуре. С примеч. г. Перо. / Пер. с фр. и прим. В. Баженова. — СПб., 1790—1797. Кн. 1-2. 1790. 230 стр. Кн. 3. 1792. 136 стр. Кн. 4. 1793. 122 стр. Кн. 5. 1794. 159 стр. Кн. 6. 1794. 96 стр. Кн. 7. 1795. 86 стр. Кн. 8. 1796. 75 стр. Кн. 9. 1797. 79 стр. Кн. 10. 1797. 208 стр.
• Витрувий Марк Поллион.  Десять книг об архитектуре / Пер. Ф. А. Петровского. Т. 1. — М.: Изд-во Всес. Академии архитектуры, 1936. — 331 с. — (Классики теории архитектуры).
  • переизд.: Марк Витрувий Поллион. Об архитектуре. / Пер. Ф. А. Петровского. (Серия «Из истории архитектурной мысли»). — М., Едиториал УРСС. 2003. — 320 стр. — 960 экз.

Память

В честь Марка Витрувия Поллиона в 1935 г. назван кратер на видимой стороне Луны.

Литература

• Боголюбов А. Н.  Математики. Механики. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1983. — 639 с.
• Веселовский И. Н.  Очерки по истории теоретической механики. — М.: Высшая школа, 1974. — 287 с.
• Лебедева Г. С. Новейший комментарий к трактату Витрувия «Десять книг об архитектуре». — М.: УРСС, 2003. — 160 стр. — 650 экз.
• Михайлов Б. П. Витрувий и Эллада: Основы античной теории архитектуры. — М.: Стройиздат, 1967. — 280 с.
• Моисеев Н. Д.  Очерки истории развития механики. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1961. — 478 с.
• Рожанская М. М.  Механика на средневековом Востоке. — М.: Наука, 1976. — 324 с.

Ссылки

• [www.thelatinlibrary.com/vitruvius.html Латинский текст]
• [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Vitruvius/ Marcus Vitruvius Pollio], de Architectura — труд Витрувия в английском переводе Гвилта (1826)
• [www.perseus.tufts.edu/hopper/collection?collection=Perseus:collection:Greco-Roman Текст и английский перевод Моргана (1914)]
• [remacle.org/bloodwolf/erudits/Vitruve/index.htm двуязычный текст «De architectura» с иллюстрациями  (лат.)  (фр.)]
• [www.astro-cabinet.ru/library/Vitruv/Tab_1.htm Витрувий. Десять книг об архитектуре. Пер. с лат. Ф. А. Петровского]

Отрывок, характеризующий Витрувий

Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.