Калеевская волость
Калеевская волость — волость в составе Клинского и Волоколамского уездов Московской губернии. До 1917 года входила в Клинский уезд, затем была передана в Волоколамский уезд, в составе которого и существовала до 1929 года. Центром волости сначала была деревня Калеево, а затем село Стрелецкая Слобода.
По данным 1921 года в Калеевской волости было 20 сельсоветов: Астафьевский, Высоковский, Высочковский, Горкинский, Едневский, Калеевский, Кузьминский, Кузяевский, Медведковский, Нефёдовский, Пекшевский, Покровский, Пробоевский, Стрелецкий, Теряевский, Успенский, Харланихский, Чеклеевский, Шанинский, Шестаковский.
В 1922 году Стрелецкий с/с был присоединён к Теряевскому.
В 1924 году из части Кузяевского с/с был образован Ильинский с/с, из Пробоевского — Чащинский, из Чеклеевского — Петровский.
В 1925 году из части Высоковского с/с был образован Стеблевский с/с, из Кузьминского — Курбатовский.
В 1926 году был образован Стрелецкий с/с.
В 1927 году из части Медведковского с/с был образован Аннинский с/с, из Нефедовского — Еремеевский, из Ильинского — Темниковский[1].
По данным 1926 года в деревнях Акулово, Астафьево, Высоково, Еднево, Калуево, Кузьминское, Курбатово, Морозово, Никольское, Пристанино, Стеблево, Чащ; сёлах Ильинском, Покровском, Шестаково; Теряевской и Ильинской слободах имелись школы. В деревне Стеблево имелся агропункт; в селе Стрелецкая Слобода — суд, лесничество, музей, ремесленная школа, клуб, библиотека; в Теряевской и Ильинской слободе — больница, страховое общество, библиотека и изба-читальня[2].
В ходе реформы административно-территориального деления СССР в 1929 году Калеевская волость была упразднена, а её территория вошла в состав Волоколамского района.
Напишите отзыв о статье "Калеевская волость"
Примечания
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Калеевская волость
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.
Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
