Камарго, Мари Анн
| Мари-Анн де Кюпи де Камарго / Ла Камарго | |
| Marie-Anne de Camargo | |
 | |
| Имя при рождении: |
Мари-Анн Кюпи |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Брюссель |
| Дата смерти: | |
| Профессия: | |
| Гражданство: | |
Мари́-Анн де Кюпи́ де Камарго́, также мадемуазель Камарго, Ла Камарго (Marie-Anne Cupis de Camargo, урождённая Мари-Анн Кюпи; 1710—1770) — артистка балета, первая танцовщица парижской Королевской академии музыки в 1726—1735 и 1742—1751 годах. Неоднократно рисовалась художником Никола Ланкре.
Содержание
Биография
Училась танцу у балерины Франсуазы Прево, однако бунтарский характер юной ученицы и свободолюбивые нравы привели к конфликту. После того, как Прево отказалась от воспитанницы, Мари-Анн стала заниматься с Мишелем Блонди[1].
Камарго известна как реформатор балетного танца. В 1730 году она первой из женщин начала исполнять на сцене кабриоли и антраша, до того считавшиеся принадлежностью техники исключительно мужского танца[2]. Укоротила юбки, чтобы иметь возможность свободнее двигаться. Среди партнёров был Антуан Лаваль.
Пользовалась большим успехом у публики — её грация приводила в восторг многих знаменитых людей того времени, в том числе и Вольтера. Также выступала как певица. Танцевала в Королевской академии музыки до 1751 года.
На сцене парижского оперного театра Камарго дебютировала 5 мая 1726 года. Танцевала в огромном количестве балетов и театрализованных балетных постановок.
По настоянию своего любовника графа Клермона Камарго оставила сцену в 1734 году. Однако спустя шесть лет в 1741 году продолжила свои выступления в Гранд-Опера. После своего возвращения на сцену Камарго пользовалась огромным успехом. Полная веселости и блеска грация Камарго, ее жизнерадостность и виртуозность исполнения танцев приводили в совершенный восторг многих знаменитых и известных людей в Европе.
Мария-Анна де Кюпи Камарго окончательно покинула балет в 1751 году, была одарена роскошной королевской пенсией стоимостью 1 500 фунтов. Скончалась Мари-Анна де Кюпи Камарго в Париже 28 апреля 1771 года. Похоронена Камарго в церкви святого Роха в белых одеяниях и белом гробу, согласно обычая, принятого в те времена для незамужних женщин.
Память
Портрет Камарго с обозначением года её дебюта (1726), написанный Гюставом Буланже по картине кисти Ланкре, располагается на фризе Танцевального фойе Гранд-Опера среди других двадцати портретов выдающихся танцовщиц Оперы конца XVII — середины XIX веков.
Напишите отзыв о статье "Камарго, Мари Анн"
Примечания
- ↑ Д. М. Трускиновская. «100 великих мастеров балета», лист 4, Издательство: Вече, 2010 г., ISBN 978-5-9533-4373-2
- ↑ С. Н. Худеков. Всеобщая история танца. — Москва: Эксмо. — ISBN 978-5-699-32891-8.
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Мари-Анн Камарго
|
Это заготовка статьи об артисте балета или балетмейстере. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Камарго, Мари Анн
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
