Кастильянизация

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кастильянизация (исп. castellanizacion, кат. castellanitzacio) — процесс усвоения кастильского (испанского) языка, кастильской культуры, обычаев и т. п. другими областями Испании. В некоторых случаях кастильянизацию отличают от испанизации — подчинения испанскому господству и культуре вне-иберийских стран и народов (например, населения Канарии, Латинской Америки или Филиппин), хотя на практике разница может быть несущественна, поскольку Кастилия явилась ядром Испании и государствообразующей её частью.



Термин

Термин «кастильянизация» сам по себе обозначает распространение кастильской культуры и в еще большей степени языка по территории остальной Испании, как путём добровольного заимствования, так и в результате принудительного насаждения. Но чаще всего его современное употребление несёт негативный смысл, подразумевая принудительную ассимиляцию, стирание самобытности некастильских регионов (ср. русификация, полонизация, германизация и т. д.). Как известно, именно Кастилия явилась ядром, вокруг которого была объединена Испания к концу XV века. Самое имя «Испания» из чисто-географического сделалось политическим: так в 1492 году стало называться объединённое Королевство Кастилии и Арагона. И понятие «кастильский» постепенно отождествилось с понятием «испанский» — что сказалось на двойном названии самого языка:

  • который называют преимущественно «кастильским» в самой Испании
  • и просто «испанским» за её границами.

Культура Испании, как и других государств, формировалась во многом в столицах. В Испании это были кастильские города Толедо[1] и Мадрид. С течением времени, обще-испанская культура «обрастала» чисто-кастильским колоритом, который позднее заимствовался жителями других областей.

Испанский язык, построенный на основе кастильского диалекта, начал неуклонно распространятся по всей Испании, вытесняя другие языки и диалекты[2]. Во многих случаях его распространение поддерживалось репрессивными законами, ограничивавшими или запрещавшими использование других языков. Так, почти полностью был вытеснен некогда широко распространённый арагонский язык[3] (сохранился к настоящему времени лишь в ряде деревень), резко сузилась сфера использования баскского языка[4], в меньшей степени — каталанского и галисийского.

Последний виток принудительной кастильянизации произошёл в годы франкистсткой диктатуры, когда провозглашённый лозунг «единства испанской нации» вылился в последовательное стирание всех областных культурных особенностей, включая языки и диалекты. Иногда термин «кастильянизация» используется в узколингвистическом смысле, подразумевая сильное влияние кастильского языка и/или диалекта на другие языки и диалекты Испании[5].

Напишите отзыв о статье "Кастильянизация"

Примечания

  1. Стоит отметить, что в XII веке даже толедские старожилы не все были кас­тильцами. Три этнических группы христиан в Толедо - мосарабы, кастиль­цы и франки - имели своих судей.
    Вам надлежит иметь мосарабского и кастильского алькальдов.
    — гласила хартия Олальи, изданная по образу и подобию хартии Толедо. Первая статья документа Аль­фонса VII от 1136 года, подтверждавшего права франков Толедо, гла­сила:
    Вам надлежит иметь своих merino и soron.
    Т. е. своих маги­стратских чиновников... В документах Толедо 1170-х годов упоминаются «алькальд кас­тильцев» и «алькальд мосарабов».
  2. El procso de la castellanizacion de la area leonesa [www3.unileon.es/dp/dfh/jmr/biblioteca/HLE-00.pdf]
  3. La castilizacion del Aragon [ifc.dpz.es/recursos/publicaciones/17/47/05enguitaarnal.pdf]
  4. Баскский язык - в отличие от каталанского, галисийского, арагонского и астурлеонского - не родствен кастильскому.
  5. Spanish in contact: policy, social and linguistic inquiries By Kim Potowski, Richard Cameron

Литература

  • Castellanización y etnocidio cultural [www.ifeanet.org/biblioteca/fiche.php?codigo=HUM00024958]
  • Espana — proyecto inacabado: Los costes/bnficios de imperio — Antonio-Miguel Bernal

Отрывок, характеризующий Кастильянизация

Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!