Китц, Мартин Емельянович
| Мартин Емельянович Китц | |
| Имя при рождении: |
польск. Marcin Kitz |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
Мартин Емельянович Китц или Киц (польск. Marcin Kitz; 1891, Львов — 1943, Львов) — польский художник и график.
Биография
Получил прекрасное художественное образование. Обучаться искусству живописи начал во Львове у С. Рейхана и С. Батовского. В 1919 −1920 годах продолжил в краковской академии изящных искусств у Игнацыя Пеньковского, а затем там же у Людвиги Мехоффер в свободной школе живописи и рисунка. Позже продолжил совершенствовать своё мастерство в классе видного художника импрессиониста Макса Либермана в Берлине. После чего, М. Китц совершил учебную поездку в Мюнхен и Вену. Много путешествовал по Европе: побывал во Франции, Италии, Испании и Голландии. Между 1939 и 1940 г. некоторое время находился в Москве. В 1940 году принимал участие в выставках, организованных в Москве, Харькове и Киеве.
Погиб во время немецкой оккупации Львова в 1943 году. За помощь скрывающимся евреям, был арестован и расстрелян фашистами.
Творчество
М. Китц был очень активным художником. С 1923 года участвовал во многих выставках Общества любителей изящных искусств Львова и Кракова, в Варшаве и Познани. Имел ряд персональных выставок во Львове, Кракове и Варшаве.
Писал пейзажи, натюрморты, жанровые картины и портреты. Критики видели в его картинах связь с импрессионизмом, а в ранних работах отмечали влияние живописи Либермана.
Напишите отзыв о статье "Китц, Мартин Емельянович"
Ссылки
- [www.sztuka.com.pl/index.php?ac=103&id=20 (46.) Marcin Kitz] (польск.)
Отрывок, характеризующий Китц, Мартин Емельянович
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
