Кицикис, Димитрис

Димитрис Кицикис (Δημήτρης Κιτσίκης, Dimitri Kitsikis) (р. 2 июня 1935) — специалист по международным отношениям и истории Балкан, профессор Оттавского университета, действительный член Канадской академии, издатель журнала «Промежуточный Регион» (Ἐνδιάμεση Περιοχή, на греческом языке). Выступал в роли советника президента Турции Тургута Озала по вопросам греко-турецких отношений.

Биография

Сын ректора Афинского Политехнического университета Никоса Кицикиса, происходит из семьи греческих интеллектуалов и профессионалов, известной еще с 19 века. Его дядей, в частности, является выдающийся греческий архитектор Костас Кицикис. Во время Гражданской войны в возрасте 12 лет был направлен в школу-интернат в Париже, поскольку его мать, боец армии коммунистов, была осуждена на смерть. С 1958 года Кицикис несколько раз посетил КНР, где стал убежденным маоистом. В мае 1968 года был исключен из французского университета как участник майских беспорядков. В 1970 году его пригласил на работу Университет Оттавы, где он сначала получил должность преподавателя, а затем и профессора. С тех пор живет и работает в Оттаве, а также в Афинах. С 1970-х годов он преподает китайскую и турецкую историю, политическую идеологию и геополитику в ряде университетов на Западе, а также в университете Богазичи в Стамбуле и Билькент в Анкаре, где стал одним из ближайших друзей и советников Президента Турецкой Республики Тургута Озала. В Греции Димитрис Кицикис был научным сотрудником Национального института социальных исследований и преподавал в американском колледже Deree в Афинах. Активно публикуется в греческой прессе, а с 1996 года ежеквартально издает в Афинах собственный геополитический журнал «Ἐνδιάμεση Περιοχή» («Срединный регион»), названный в соответствии со своей геополитической концепцией.

Политические идеи

Одной из главных идей Д. Кицикиса еще с 1960-х годов является примирение греков и турок в результате объединения их в греко-турецкой конфедерации, по сути возрожденной Османской империи. Эту идею он продвигает путём воздействия на на государственных деятелей, политиков, журналистов, художников и мыслителей в обеих странах. Его книги стали бестселлерами в Турции и получили высокую оценку со стороны Премьер-министра Турции. Он поддерживал тесные личные отношения с премьер-министрами Греции Константиносом Караманлисом-старшим и его турецким коллегой Тургутом Озалом, а также с китайскими лидерами Мао Цзэдуном и Дэн Сяопином. В Греции его книги вызвали оживленные научные дискуссии и даже парламентское обсуждение, поскольку затрагивали такие щекотливые вопросы, как «порабощение» греков турками, в частности сомнительный исторический миф «тайных школ».

Четыре основные концепции Кицикиса, характеризующие его подход к греко-турецкой истории: а)Промежуточный Регион (Ἐνδιάμεση Περιοχή) — цивилизация, которая тянется от Адриатического моря до реки Инд, между евро-американским Западом и индо-китайским Востоком. б) Восточная партия (Ἀνατολικὴ Παράταξις) и Западная партия (Δυτικὴ Παράταξις) как антагонистическая пара; в) Эллинотюркизм (Ἑλληνοτουρκισμός) как идеология и феномен культуры, развившийся в течение последнего тысячелетия;

г) Бекташи-алевитское религиозное происхождение Османской династии, исламизация которого происходила бок о бок с его секуляризацией и вестернизацией.

В своей теории он уделяет огромное внимание бекташизму, поскольку считает, что будущее политическое сотрудничество между Афинами и Анкарой основываться на религиозном сотрудничестве бекташизмом и православием. В целом он полагает, что религия является важной составляющей международного Православия и стремится к налаживанию сотрудничества иудаизма, христианства, ислама и индуизма.

Д. Кицикис считает Грецию краеугольным камнем планетарной цивилизации, протестуя против современных реформ и защищая дальнейшее использование политонического письма. Греческую цивилизацию считает основой человеческой культуры и за равную ей признает лишь китайскую цивилизацию.

Резко отрицательно относится к парламентаризму, противопоставляя ему модель «народовластия» («λαοκρατία»), основанную на византийских образцах.

Сторонник «третьей идеологии», основанной на синтезе либерализма, фашизма и коммунизма.

Поэтические труды

Автор шести поэтических сборников, в 1991 году удостоен премии греко-турецкой дружбы имени Абди Ипекчи, турецкого журналиста, который был застрелен террористами. Стихи из его поэтических сборников вошли в состав антологии 32 канадских поэтов.

Фонд Димитриса Кицикиса

Указом Президента Греческой республики от 5 сентября 2008 года в Афинах функционирует Фонд Димитриса Кицикиса с библиотекой и архивом.
Gazette of the Government of Greece (ΦΕΚ) A 190

Библиография

1. Propagande et pressions en politique internationale. La Grèce et ses revendications à la Conférence de la Paix, 1919-1920 – Paris, Presses Universitaires de France, 1963.
2. Yunan propagandası –İstanbul, Meydan Neşriyat, 1964. (2nd edition : İstanbul, Kaynak Kitaplar,1974)
3. « La Grèce électorale », International Guide to Electoral Statistics (edited by Stein Rokkan and Jean Meyriat), Paris, Mouton, 1969.
4. « La question chypriote », Encyclopaedia Universalis – Paris, vol.4, 1969.
5. « De la Grèce byzantine à la Grèce contemporaine », Encyclopaedia Universalis – Paris, vol. 7, 1970.
6. « Information et Décision. La Grèce face à l’invasion allemande dans les Balkans, 1940-1941», in La Guerre en Méditerranée – Paris, Centre national de la Recherche scientifique, 1971.
7. « Nationalisme dans les Balkans : Etude comparée des révolutions turque de 1908 et grecque de 1909 », The Canadian Historical Association. Historical Papers 1971.
8. Le rôle des experts à la Conférence de la Paix. Gestation d’une technocratie en politique internationale - Ottawa, Editions de l’Université d’Ottawa, 1972.
9. « Evolution de l’élite politique grecque », Social Stratification and Development in the Mediterranean Basin (edited by M. B. Kiray) –Paris and The Hague, Mouton, 1973.
10. Ἡ Ἑλλάς τῆς 4ης Αὐγούστου καί αἱ Μεγάλαι Δυνάμεις. Τά ἀρχεῖα τοῦ Ἑλληνικοῦ Ὑπουργείου Ἐξωτερικῶν, 1936-1941 - Athens, Ikaros, 1974. (2nd edition : Athens, Eleuthere Skepsis, 1990).
11. « Greece », Balkanistica (edited by Kenneth E. Naylor) – Ann Arbor, Slavica Publishers, 1974.
12. «Eleuthère Vénizélos», Hommes d’Etat célèbres – Paris, (edited by Sorbonne professor François Crouzet, Editions Mazenod, vol. 5, 1975.
13. Omphalos, Poème – Paris, Pierre Jean Oswald, 1977.
14. Ἑλλάς καί ξένοι, 1919-1967. Ἀπό τά ἀρχεῖα τοῦ Ἑλληνικοῦ Ὑπουργείου Ἐξωτερικῶν - Athens, Hestia, 1977.
15. Συγκριτικὴ Ἱστορία Ἑλλάδος καὶ Τουρκίας στὸν 20ό αἰῶνα - Athens, Hestia, 1978. (2nd edition supplemented : Hestia, 1990. 3rd edition: Hestia, 1998).
16. « Grande Idée et hellénoturquisme. Essai d’interprétation nouvelle de l’histoire néo-grecque », Actes du IIe Congrès international des Etudes du Sud-Est européen, 1970 – Athènes, Association internationale des Etudes du Sud-Est européen, 1978, tome III.
17. Ὀμφαλός, Ποίημα - Athens, Kedros, 1979.
18. Greece :Communism in a Non Western Setting», Communism and Political Systems in Western Europe (edited by D. E. Albright) – Boulder (Colorado), Westview Press, 1979, XXII.
19. Yırmı Asırda Karşılaştırmalı Türk-Yunan Tarihi – İstanbul, Türk Dünyası Araştırmaları Dergisi, II-8, 1980. (20th Century Turkish-Greek Comparative History).
20. Ἱστορία τοῦ ἑλληνοτουρκικοῦ χώρου ἀπό τόν Ἐ. Βενιζέλο στὸν Γ. Παπαδόπουλο, 1928-1973 - Athens, Hestia, 1981. (2nd edition supplemented : Hestia, 1995).
21. « The Turkish-Greek War, 1919-1922, in World Perspective », International Conference on Atatürk. Proceedings - Vol. 2, doc.43, Istanbul, Bogaziçi University Press, 1981.
22. « Bulgaria in Balkan History between the Two World Wars » , Pervi Mejdunaroden Kongres po Bulgaristika Dokladi (First International Conference on Bulgarian Studies), Sofia, Bulgarian Academy of the Sciences, 1982.
23. L’ Orocc, dans l’âge de Kali. Poème – Sherbrooke (Québec), Naaman, 1985, illustrated.
24. L’Empire ottoman – Paris, Presses Universitaires de France, 1985. (Collection « Que sais-je ? », no. 2222). 2nd ed. 1991. 3rd ed. 1994.
25. « L’espace ottoman dans l’esprit de Charles de Moüy, dans la deuxième moitié du XIXe siècle », L’Empire ottoman, la République de Turquie et la France (edited by H. Batu) –Paris - Istanbul, Isis, 1986.
26. « Κύπρος 1955-1959 : Τριτοκοσμικὴ συνειδητοποίηση καὶ ἐπιπτώσεις ἐπὶ τῆς Ἑλλάδος », Cypriot Studies Society. Proceedings of the 2nd International Cypriological Conference– vol. 3, Nicosia, 1987.
27. Greek Synthetic Thought. An Opposition to Western Divisive Thought of the Renaissance – San Francisco, Bhaktivedanta Institute, 1988.
28. Ἱστορία τῆς Ὀθωμανικῆς Αὐτοκρατορίας, 1280-1924 - Athens, Hestia, 1988, 244 pages (2nd ed., 1989, 3rd ed. expanded, 1996.
29. « Populism, Eurocommunism and the Communist Party of Greece », Communist Parties in Western Europe (edited by M. Waller) – Oxford, Blackwell, 1988.
30. « Le degré de puissance de l’Empire ottoman, au cours de la première guerre mondiale», La Moyenne Puissance au XXe siècle (edited by J.-C. Allain) – Paris, Institut d’Histoire des Conflits contemporains, 1988.
31. El Imperio otomano – México, Fondo de Cultura Econόmica, 1989.
32. Ὁ Ἄνδυς στὸν καιρὸ τῆς Καλῆς. Ποίημα - Athens, Hestia, 1989. (Illustrated by Georgette Κambani).
33. « Les Turcs et la mer Egée : essai de géohistoire », Turquie, Moyen-Orient, Communauté européenne (edited by J. Thobie) – Paris, L’Harmattan, 1989.
34. « Dimitri Kitsikis, œuvre poétique », Ecriture franco-ontarienne d’aujourd’hui (edited by H.Bouraoui and J.Flamand) – Ottawa, Les Editions du Vermillon, 1989.
35. Ἡ τρίτη ἰδεολογία καὶ ἡ Ὀρθοδοξία - Athens, Ακρίτας, 1990. (2nd edition, Hestia, 1998).
36. «Ὀθωμανικὴ Αὐτοκρατορία», and «Τουρκία», Παγκόσμια Ἱστορία - Athens, τόμος Β' , Ἐκδοτικὴ Ἀθηνῶν, 1990.
37. Le paradis perdu sur les barricades. Poème – Athens, Akritas, 1993. (Illustrated by Turkish artist Mürşide İçmeli).
38. «The Spreading of Western Satanism in Islamic and Orthodox Societies », First International Symposium on Orthodoxy and Islam 1990, Athens – Tehran, Iran, Center for International Cultural Studies, 1994.
39. «Les anciens calendaristes, depuis 1923, et la montée de l’intégrisme en Grèce», Grèce : identités, territoires, voisinages, modernisations, (edited by P.Y. Péchoux), special edition of CEMOTI, no. 17, 1994.
40. « Le concept de relations internationales et le service diplomatique ottoman au XXe siècle », Aspects of Ottoman History (edited by Amy Singer) – Jerusalem, The Hebrew University - Magnes Press, 1994.
41. The Old Calendarists and the Rise of Religious Conservatism in Greece – Etna, California, Center for Traditionalist Orthodox Studies, 1995.
42. « Faith as Seen by Jean-Jacques Rousseau and its Impact on Westernized Third World Societies », Second International Symposium on Orthodoxy and Islam 1992, Athens – Tehran, Iran, Center for International Cultural Studies, 1995.
43. « Alevism as a Link between Orthodoxy and Islam », Third International Symposium on Orthodoxy and Islam 1994, Tehran – Tehran, Iran, Center for International Cultural Studies, 1995, IV-97
44. Πτώση. Ποίημα - Athens, Ἀκρίτας, 1996. (Illustrated by Georgette Κambani).
45. O Império otomano – Porto, Portugal, Rés Editora, 1996.
46. « Ἡ εὐρωπαϊκὴ σκέψη τοῦ Παναγιώτη Κανελλόπουλου », Nea Hestia. A tribute to Panagiotes Kanellopoulos, 1902-1986 - Athens, Hestia, 1996.
47. Türk-Yunan İmparatorluğu. Arabölge gerçeği ışığında Osmanlı Tarihine bakış – İstanbul, İletişim Yayınları, 1996. (The Turkish-Greek Empire. An inquiry into Ottoman History through the prism of the Intermediate Region).
48. Ἐνδιάμεση Περιοχή – Quarterly journal issued and directed by Dimitri Kitsikis since the Fall of 1996.
49. Osmanlijsko carstvo – Belgrad, Yugoslavia, Platon Editions, 1998.
50. « Ἐνδιάμεση Περιοχὴ καὶ Ἑλληνισμός : ἀνθρωπογένεση καὶ ἀνθρωποσυντέλεια », Minutes of the 2nd Pan-Eleian Conference (edited by Anastos Demetropoulos) – Ancient Olympia, 1998.
51. « Δημήτρης Κιτσίκης, Λέσβιος ποιητής »,Αnthology of Lesbian Poets (edited by Costas G. Missios) - Mytilene, 1998, vol. 10.
52. « The Intermediate Region : A Common Civilization between the Adriatic Sea and the Indus River », Dialogue of Civilizations ? – Tehran, Iran, 1999.
53. «Multiculturalism in the Ottoman Empire  : The Alevi Religious and Cultural Community », Multiculturalism and the History of International Relations from the 18th Century up to the Present (edited by Pierre Savard and Brunello Vigezzi) – Milano, Editioni Unicopli & Les Presses de l’ Université d’ Ottawa, 1999.
54. « Women in Christian and Muslim Families », Woman and Family in Christian Orthodoxy and Islam - (Fourth International Congress on Orthodoxy and Islam, Athens, 1997) – Athens, Publications of the Greek Iranian League, 1999.
55. « Géopolitique de la Région intermédiaire », Société Royale du Canada. Académie des Lettres et des Sciences humaines. Présentations – Ottawa, vol.52, 1999.
56. Османската империя - Димитри Кицикис - ИК Кама,2000 -Osmanskata Imperija – Sofia, Bulgaria, Kama Editions, 2000.
57. « Ἡ Ἐνδιάμεση Περιοχή », Γεωπολιτικὴ καὶ Ἑλλάδα (edited by K. Kouros) – Athens, Esoptron, 2001.
58. Τὸ Βυζαντινὸ πρότυπο διακυβερνήσεως καὶ τὸ τέλος τοῦ κοινοβουλευτισμοῦ, Athens, Esoptron, 2001.
59. « La structure politico-religieuse de la synallélie, en tant qu’antithèse du système occidental », Constructions identitaires et pratiques sociales (edited by Jean-Pierre Wallot) – Ottawa, Les Presses de l’Université d’Ottawa, 2002.
60. Pour une Etude scientifique du fascisme – Nantes, Ars Magna Editions, (Les Documents), 2005.
61. Jean-Jacques Rousseau et les origines françaises du fascisme – Nantes, Ars Magna Editions, (Les Documents), 2006.
62. Le national-bolchevisme – Nantes, Ars Magna Editions, (Les Documents), 2006.
63. На перекрестке цивилизаций: Поль Лемерль, История Византии. Димитрис Кицикис, Османская империя. Весь Мир, 2006 г. -Na perekrestke tsivilizatsiy : Istorija Vizantii- Osmanskaja Imperija (Paul Lemerle-D. Kitsikis) – Moscow, Ves Mir Editions, 2006. (Civilisations at the Crossroads : Byzantine History - Ottoman History).
64. Ἡ σημασία τοῦ μπεκτασισμοῦ-ἀλεβισμοῦ γιὰ τὸν ἑλληνισμό - Athens, Hekate, 2006.
65. Συγκριτικὴ Ἱστορία Ἑλλάδος-Κίνας ἀπὸ τὴν ἀρχαιότητα μέχρι σήμερα - Athens, Herodotos Editions, 2006.
66. «Anti-Atatürk: A Psychological Portrait of Stergiades, “Dictator of Ionia” in 1919-1922, the Greek that failed to Conquer Turkey» , Proceedings of the 2nd International Conference of Eastern and African Studies, Gastoune, 2007.
67. La montée du national-bolchevisme dans les Balkans. Le retour à la Serbie de 1830 – Paris, Avatar Editions, 2008.
68. « Introduction : Beauté du mal », in Jacques Flamand, Décombres de la beauté, Ottawa, Editions du Vermillon, 2008.
69. « Rumi, the Spirit of the Intermediate Region » in Symposium on Mevlana Celaleddin-Rumi and Intercultural and Civilization Dialogue-Proceedings, Toronto, Canadian Intercultural Dialogue Centre, 2008.
70. « Ἀριστείδης Στεργιάδης » in Τὸ κτίριο Γερωνυμάκη-Στεργιάδη στὴ συνοικία Σουλτὰν Ἰμπραΐμ, Ἡράκλειο, Κρήτη, ΤΕΕ/ΤΑΚ, 2008 (Illustrated).
71. « Stergiades: l’homme d’une mission impossible, 1919-1922 », in Aux vents des puissances (Jean-Marc Delaunay, éd), Paris, Presses Sorbonne Nouvelle, 2008.
72. « Foreword », in Misbah Islam, Decline of Muslim States and Societies, Philadelphia, Xlibris, 2008.
73. « Ottomanism and Fethullah Gülen: From Utopia to Reality »,in Dreaming for a Better World. Contributions of the Gulen Movement, Carleton University, Ottawa, October 24, 2009 (Intercultural Dialogue Institute
74. « Foreword », in Kemal Karpat & Yetkin Yıdırım eds, The Ottoman Mosaic: Exploring models for Peace by re-Exploring the Past, Seattle, Cune Press, 2010.
75. «Grèce. Le Synaspismos tiraillé entre social-démocratie et anarchisme» in "Les gauches radicales", Grande Europe, no. 16, janvier 2010, la Documentation française (special issue).
76. Ἐθνικομπολσεβικισμός. Πέραν τοῦ φασισμοῦ καὶ τοῦ κομμουνισμοῦ. Ἡ ἐπιρροή του στὰ Βαλκάνια - Athens, Hellenike Anodos, 2010.
77. Saint Nicodemos the Hagiorite - Christian Morality - Belmont, Massachusetts, Institute for Byzantine and Modern Greek Studies, 2012. (Συνεισφορά στην μετάφραση)
78. "Ἡ μαχομένη ἱστορικὴ λογοτεχνία στὸν Μεσοπόλεμο: ἀπὸ τὸν Δημήτρη Γληνό, στὸν Γιάννη Κορδᾶτο καὶ τὸν τὸν Γιάννη Ζέβγο", edited by Ἀθανάσιος Θ. Φωτόπουλος, Ἡ Νεοελληνικὴ Λογοτεχνία στὸν Μεσοπόλεμο. Ἱστορικὴ καὶ φιλολογικὴ προσέγγιση. (Πρακτικὰ Συνεδρίου, Πύργος Ἠλείας, 14-16 Μαΐου 2010),'Εκδόσεις Ἀναζήτηση, Πύργος Ἠλείας, 2012.
79. "India-Spiritual Planet", in Abstracts of Presentations at the Three-Day International Seminar on the Importance of Early Indian Cultural Heritage in the Making of a Better World, Kolkatta, Indian Museum, 2012.
80. "The Science of Popular Uprisings", edited by Dr. Murat Aktaş, The Arab Uprisings & The Struggle of Soft Powers in the Middle East, Ankara, Nobel, 2012.
81. "Πρόλογος στὴν ἑλληνικὴ ἔκδοση", στο Alexander Dugin, Η τετάρτη πολιτκή θεωρία, Αθήνα, Έσοπτρον, 2013.
82. Περί Ηρώων: Οι ήρωες και η σημασία τους για τον σύγχρονο ελληνισμό («About Heroes: Heroes and their Importance for Contemporary Hellenism»)- Athens, Herodotos Press, 2014, 471 pages.

Ссылки

• [www.history.uottawa.ca/faculty/prof_kitsikis.html University of Ottawa - Dimitri Kitsikis]
• [www.intermediateregion.com/ журнал «Промежуточный Регион»]
• [www.idkf.gr/ Dimitri Kitsikis Public Foundation"]

См. также

• Кицикис, Никос
• Кицики, Беата
• Кицикис, Костас

Отрывок, характеризующий Кицикис, Димитрис

Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.