Кишфалуди, Шандор
| Шандор Кишфалуди | |
| Sándor Kisfaludy | |
 Шандор Кишфалуди | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
28 октября 1844 (72 года) |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
Шандор Кишфалуди (венг. Kisfaludy Sándor; 27 сентября 1772, Шюмег — 28 октября 1844, там же) — венгерский поэт и драматург-романтик. Старший брат Кароя Кишфалуди. Представитель сентименталистского и раннеромантического стиля в венгерской поэзии начала XIX века.
Биография
Поэт родился в небольшом венгерском городке Шюмег, учился в верхнеавстрийской школе, изучал философию и право в пресбургском университете. В 1792 году отказался от изучения права и присоединился к армии венгров, расквартированной в Вене. Во время службы поэт часто общался[1] с писателями Венгрии, которые в то время жили в столице Австрии.
Некоторое время служил в Милане. После сдачи города Наполеону в 1796 году попал во французский плен, но заключение в Провансе окончилось быстрым освобождением. В результате обмена военнопленными попал в Вюртемберг, в австрийский полк, где не было ни одного венгерского солдата[2]. В 1799 году, после ряда удачных кампаний австро-российских войск против французов в Швейцарии, Шандор Кишфалуди подал в отставку, вернулся в Венгрию и женился на своей давней возлюбленной[2].
Жизнь в Венгрии
В 1802 году Шандор Кишфалуди участвовал в восстании венгерской знати. В 1830 году стал членом Венгерской академии, а пять лет спустя был избран её почётным членом. Последние годы жизни Шандор Кишфалуди провёл в своем родном городе, где сегодня находится музей поэта.
Творчество
Шандор Кишфалуди считается одним из поэтов, возродивших венгерский язык, поэт писал исключительно на нём, когда статус официального в его стране имел немецкий, а латинский пользовался преимуществом как язык церкви[3].
Большой успех в своё время имели его посвящённые своей возлюбленной «Himfy Szerelmei» («Любовные песни Химфи»), отличавшиеся свежестью, богатством фантазии и музыкальностью формы (писались песни, а их насчитывается более двухсот, во французском плену[4], многие критики заметили в песнях огромное влияние Петрарки[1]), и эпические поэмы «Regék a magyar előidőből» («Предание венгерской старины») — романтические рассказы и бытовые картинки с сильным национальным колоритом. В них поэт прославляет дворянские доблести.
Шандор Кишфалуди пробовал себя и в роли драматурга, но больших успехов на этом поприще не достиг.
Признание
- Стихи Кишфалуди положены на музыку Золтаном Кодаи.
- В городе Шюмег есть Музей имени Шандора Кишфалуди, который устроен в доме, где поэт проживал вместе со своей супругой. После смерти поэта дом перешёл во владение церкви, затем стал собственностью Народной Республики. Первая выставка, посвящённая драматургу, открылась в здании музея после 1950 года.
Напишите отзыв о статье "Кишфалуди, Шандор"
Примечания
- ↑ 1 2 [oce.catholic.com/index.php?title=Sandor_Kisfaludy Биография Шандора Кишфалуди на страницах католической энциклопедии]
- ↑ 1 2 [gluedideas.com/content-collection/english-cyclopedia/Sandor-Kisfaludy_P1.html Биография Шандора Кишфалуди]
- ↑ [karpatinfo.net.ua/latnivalo/muzey-imeni-shandora-kishfaludi-g-shyumeg Музей имени Шандора Кишфалуди]
- ↑ Европейская поэзия девятнадцатого века. — М.: Художественная литература, 1977. — Т. 85. — 928 с. — (Библиотека Всемирной Литературы, серия вторая).
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Шандор Кишфалуди - [mek.niif.hu/00700/00734/00734.htm Тексты on line] (венг.)
Отрывок, характеризующий Кишфалуди, Шандор
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
